Чарльз Буковски - Голливуд

– Например? – спросила Сара.

– Ну, например, нам понадобилось взять напрокат кинокамеру.

– Камеру напрокат?

– Ara. A на студии говорят, что, мол, нельзя.

– Почему? – спросил я, подходя к окну, чтобы взглянуть на старину «фолькса».

– Потому что в прошлый раз «Файерпауэр» им за прокат не заплатила. Пускай, мол, сперва за старое расплатятся, а заодно и авансик внесут.

– И что – расплатились?

– Да. Франсуа поднялся.

– Пойду посчитаю цыплят, – объявил он и вышел.

– А Франсуа не трухает? – спросила Сара.

– Нет, – ответил Джон. – Он чокнутый. На днях сидел один, вдруг является парочка. Один с пером. И тот, что с пером, говорит: «Деньгами давай!» А Франсуа ему: «Сам давай!» Бухой был вдрабадан. Схватил палку и давай их дуплить. Они выскочили как ошпаренные, Франсуа за ними, палкой погоняет и орет: «Вон из моего дома! Ищите другого дурака! И нечего моих цыпок пиздить!» И так по всей улице.

– Они его запросто убить могли.

– А ему море по колено.

– Повезло ему, – сказала Сара.

– Да. Скорее всего, помогло то, что он француз, а не американец. У них к французам такой ненависти нет. Кроме того, они смекнули, что он с прибабахом, и вообще не все же из них убийцы. Есть и простые человеки.

– Ты хочешь сказать, что не все они человеки? – спросила Сара.

– Слишком человеки, – ответил Джон. Вошел Франсуа.

– Пересчитал цыпок. Все на месте. Поболтал с ними. С цыплятушками своими побеседовал.

Франсуа сел. Джон наполнил его стакан.

– Хочу замок, – сказал Франсуа. – Хочу шестерых детей и большую толстую жену.

– Зачем тебе все это? – спросил я.

– Чтобы, когда я проигрываю, было бы с кем душу отвести. А сейчас, когда проигрываю, слова сказать не с кем.

Я хотел было заметить, что в случае проигрыша толстая жена и шестеро детей тоже вряд ли станут с ним беседовать. Но промолчал. Пожалел страдальца.

Вместо этого я сказал:

– Надо нам как-нибудь на скачки поехать.

– Когда? – оживился он.

– А скоро.

– Я как раз новую систему разработал.

– Систем этих – как грязи.

Зазвонил телефон. Джон снял трубку только после третьего звонка.

– Алло! Да! Да! Джон слушает! Что? Не может быть!

Он уставился на нас, держа трубку в опущенной руке.

– Отключился…

– Кто?

Джон все еще стоял возле аппарата.

– Гарри Фридман звонил.

– И что? – спросил я.

– Фильм заморозили, – ответил он.

Прошло несколько дней. Я валял дурака: ездил на скачки, а возвращаясь домой, пописывал свою поэмку. Я специалист в трех областях: стихах, рассказах и романах. Теперь я овладевал четвертой – кинодраматургией. Впрочем, стоит ли о ней говорить? Что я за кинодраматург без кино? Ведь «Джим Бим» не вытанцовывался.

Опять позвонил Джон.

– Как лошадки?

– В порядке. А ты как?

– Тоже. Хотел ввести тебя в курс…

– Слушаю.

– Ну, как только картину расфигачили, мы с Франсуа бухали без перерыва пару дней. И ночей.

– Очищались, как я понимаю.

– Вроде. А потом я поехал в контору к Фридману выяснять, что ему за моча в бошку ударила. Я, знаешь, к такому повороту был не готов.

– Я тоже.

– Значит, прихожу. Охранник меня не пускает. Ясно, что Фридман распорядился.

– Сукин сын.

– Это трудно отрицать. Итак, я не сдаюсь, иду в другой подъезд. Там ведь два входа.

– Помню.

– Я знаю, что у них там сидит юрисконсульт. Говорю охраннику, что, дескать, мне на консультацию. Но, конечно, ни к какому юристу я не пошел, а направился прямехонько к Фридману.

– Молодец.

– Фридман глядит – видит, я стою. «А, – говорит, – Джон, привет, как поживаешь?» «Отлично», – отвечаю. Про то, почему он картину зарубил, не заикаюсь, а говорю так: «Мы хотим кое-кого взять в наше дело». «Нашли кого-то?» – спрашивает. «Пока, – отвечаю, – нет. Но собираемся. А когда найдем, обещай мне одну вещь». «Что такое?» – «Ну, когда мы, значит, кое-кого найдем, мы заставим его компенсировать все твои убытки по подготовительному периоду». «Молодцы», – говорит он. «Но, – продолжаю я, – дай слово, что ты позволишь снимать кино на наших условиях и «Файерпауэр» не потребует дополнительных денег». «Отлично, – говорит этот сукин сын, – валяйте. Ищите вашего кое-кого. Я согласен на ваши условия. И счастливо вам».

– И все?

– Да, мы пожали друг другу руки и разошлись. Он безумно обрадовался, что получит компенсацию.

– Итак, остается только найти продюсера.

– Уже нашли.

– Да ну?

– Видишь ли, пока мы имели дело с «Файерпауэр», даже когда они не рыпались, мы потихоньку искали других спонсоров. Ведь от этих ребят из «Файерпауэра» хорошего не жди. И когда один из наших новых друзей пронюхал, что они решили загнобить картину, влез в упряжку.

– И кто же этот герой?

– Эдлман, бывший спец по недвижимости на Востоке. На Западе у него партнер – Соренсон. Мы их просветили – денежки там водятся. Все в порядке. Они нам четко сказали: «Да, деньги есть. Да, мы хотим делать кино. Давайте поработаем вместе».

– Ты уверен, что не надуют?

– Все под контролем. С ними гораздо надежнее, чем с «Файерпауэр». Сценарий и актеры им нравятся. Готовы запускать. Рекламу дадут в газеты. В четверг после обеда подписываем контракт.

– Замечательно, Джон. Рад з а тебя. За себя тоже.

– Уж как-нибудь сварганим киношку. Я не отступлю. Но надо ковать железо, пока горячо.

– Горжусь тобой, Джон.

– Буду держать тебя в курсе. До скорого.

– Жду. До свидания, Джон. Следующий звонок последовал через два дня.

– Сукин сын!

– Я, что ли?

– Фридман, конечно. Пронюхал, гад, про Эдлмана и Соренсона и запросил еще семьсот пятьдесят тысяч!

– Подонок!

– Нарушил слово. Я позвонил ему и сказал: «Ты же обещал, что мы квиты. Ты слово дал!»

– А он что?

– Ничего. Трубку бросил. Теперь никак не могу до него дозвониться. Мои звонки не проходят. Я решил объявить голодную забастовку.

– Что?

– Голодовку объявляю! Взял бутылку воды, раскладной стульчик, сяду напротив их конторы и буду морить себя голодом.

– Прямо сейчас?

– Да, через десять минут начну.

– Ты шутишь!

– Ни капельки!

Когда я подъехал, Джон Пинчот уже устроился на раскладном стульчике с бутылкой воды в руке. Прямо напротив конторы Фридмана и Фишмана. На груди у него висел плакат, на котором крупными буквами было небрежно написано: «ГОЛОДОВКА! «ФАИЕРПАУЭР» – КОМПАНИЯ ЛЖЕЦОВ!»

Я припарковался и подошел к Джону. Около него собралось человек четыре-пять, пялились. Я присел перед ним на корточки.

– Слушай, Джон. Давай забудем про этот чертов фильм. Деньги твои я тебе верну. Не так уж они мне теперь нужны. Давай скинем все это дерьмо и завалимся куда-нибудь, а?

Джон полез в карман и вынул оттуда клочок бумаги.

– Я отправил с нарочным послание Гарри Фридману. Он его получил. Вот копия. А вот это, – он протянул мне другую бумагу, – соглашение по производству фильма.