Чарльз Буковски - Голливуд

– Лэнс Эдвардс.

Эдвардс едва заметно кивнул и занялся своим бифштексом. Мы сели в конце стола. Эдвардс был одним из сопродюсеров.

– Говнюк этот Эдвардс, видать, – сказал я.

– Да нет, – ответил Джон. – Просто очень застенчивый. Фридман хотел его выпихнуть.

– Может, он был прав.

– Хэнк, – вмешалась Сара, – ты ведь совсем не знаешь человека.

Я пытался открыть банку с пивом.

– Ешь лучше, – сказала Сара.

Сара все пыталась прибавить к моему жизненному сроку годков десяток, не знаю уж, к худу или к добру.

– Мы сейчас будем снимать эпизод с Джеком в номере. Тебе надо посмотреть.

– После обеда мы идем в бар. Когда будете начинать, свистните.

– Хорошо, – сказал Джон.

После обеда мы обошли гостиницу с другой стороны. Джон нас сопровождал. Вдоль улицы выстроились несколько трейлеров. Там же был и Джеков «роллс-ройс». А рядом – большой серебряный трейлер с табличкой «ДЖЕК БЛЕДСОУ».

– Глянь-ка, – сказал Джон. – У него на крыше перископ – чтобы видеть, кто идет.

– Господи боже.

– Знаешь, мне надо кое-что уладить…

– Валяй. До встречи.

Смешной парень этот Джон. Его французский акцент уже почти неуловим – здесь, в Америке, он всегда говорит по-английски. И это немножко грустно.

Дверца вагончика отворилась. На пороге стоял Джек.

– Прошу!

Мы поднялись по ступенькам. На койке возлежала какая-то девица и смотрела телевизор.

– Это Клео. Я купил ей мотоцикл. Мы вместе катаемся.

В дальнем углу сидел парень.

– Мой брат Дуг.

Я направился к Дугу, шутливо двинул в его сторону хуком справа. Он промолчал. Только смотрел на меня. Классный мужик. Мне такие нравятся.

– Выпить есть? – спросил я Джека.

– А как же!

Джек нашел виски, налил мне и добавил воды.

– Спасибо.

– А вы выпьете? – спросил он Сару.

– Нет, спасибо, – ответила она. – Не люблю мешать выпивку.

– Она у нас на Тресковом мысе заплутала, – сказал я.

– Ах, так?

Мы с Сарой сели.

– Мне у вас нравится, – сказал я.

– Оставайтесь сколько пожелаете, – сказал Джек.

– Может, я навсегда останусь.

Джек одарил меня своей знаменитой улыбкой.

– А братец у вас не сильно болтливый, я вижу.

– Да уж.

– Классный мужик.

– Да.

– Ну что, Джек, текст выучил?

– Я никогда не заглядываю в текст, пока не приду на площадку.

– Замечательно. Но нам пора.

– Я уверена, у вас прекрасно получится эта роль, Джек, – сказала Сара. – Мы рады, что она досталась именно вам.

– Спасибо.

Мы вернулись в бар, где сидели все те же люди, и выглядели они ничуть не пьяней, чем раньше. Тертая публика.

Сара заказала еще один «Кейп-Код». А я опять отдал предпочтение чистенькой. Мы попивали и слушали все новые и новые истории. Одну рассказал и я. Прошел примерно час. Вдруг я взглянул в сторону входа и увидел у вертушки Джека. Он кого-то выискивал глазами.

– Эй, Джек! – крикнул я. – Давай к нам, дернем по маленькой!

– Да нет, Хэнк, съемка начинается. Может, пойдете посмотреть?

– Сейчас прибудем.

Мы заказали еще по стаканчику. И как раз сидели над ними, когда в зале появился Джон.

– Начинаем, – сказал он.

– Хорошо, – сказала Сара.

– Хорошо, – сказал я.

Мы покончили с выпивкой, я взял пару пива навынос. Мы поднялись вслед за Джоном по лестнице и вступили в гостиничный номер, весь опутанный проводами. По комнате сновали рабочие.

– Голову отдам на отсечение, что с этой мурой справилась бы и треть этой публики.

– Вот и Фридман так говорит.

– И его устами часто глаголет истина.

– Ну ладно, – сказал Джон. – Все почти готово. Мы несколько раз прогнали сцену, сейчас будем снимать. Ты, – обратился он ко мне, – стань сюда, в угол. Отсюда будет хорошо видно и в кадр не попадешь.

Сара пошла вместе со мной.

– Тишина! – закричал ассистент. – Начинаем съемку!

Стало очень тихо. Потом Джон скомандовал:

– Камера! Мотор!

Дверь в комнату отворилась, и вошел Джек Бледсоу. Черт подери, это был молодой Чинаски! Это был я! У меня екнуло в груди. Молодость моя, сука ты эдакая, куда ж ты делась? Мне захотелось опять превратиться в молодого забулдыгу. Я хотел стать Джеком Бледсоу. Но оставался загнанным в угол стариканом, присосавшимся к банке с пивом.

Бледсоу прошествовал к окну, возле которого стоял стол. Поднял искромсанную занавеску. Сделал хук правой – при этом по лицу его скользнула ухмылка. Потом сел за стол, взял ручку и придвинул к себе лист бумаги. Немножко посидел, потом откупорил бутылку, сделал глоток, зажег сигарету. Включил радио и погрузился в Моцарта. Эпизод заканчивался тем, что он начал водить ручкой по бумаге…

Джек попал в самую десятку. Он сделал все так, как оно было, – неважно, имело ли это какое-нибудь значение или нет. Я подошел к нему и пожал руку.

– Ну что, попал? – спросил он.

– Попал, – ответил я.

Внизу, в баре, ребята были все на месте и выглядели точно так же.

Сара выбрала прежний маршрут на Тресковый мыс, а я опять взял беленькой. Мы услышали еще массу историй, и все они были замечательные. Но в воздухе чувствовалась легкая печаль. Скоро съемки кончатся, и все в этом баре и в этой гостинице пойдет по-прежнему. Кое-кто из алкашей прожил тут не один десяток лет. Кто-то обитал на заброшенной железнодорожной станции, и доставить сюда этих отщепенцев было непросто. В общем, началась пьянка по-черному.

Наконец Сара сказала:

– Нам пора домой, кошек кормить. Пьянка могла подождать.

Голливуд мог подождать. Кошки ждать не могли. Я подчинился.

Мы распрощались с завсегдатаями и двинулись к машине. Мне было не страшно сесть за руль. Зрелище молодого Чинаски в занюханном гостиничном мире пошло мне на пользу. Я, черт побери, еще совсем не стар. Вполне еще ого-го.

Сару волновало будущее наших новых знакомых. Мне оно тоже не представлялось радужным. Но это не значило, что я был бы рад видеть их у себя в гостиной потягивающими виски и рассказывающими свои байки. Магия задушевности, как правило, не выдерживает испытания бытом. Да и сколько братьев можно посадить себе на шею?

Мы подъехали к дому.

Кошки нас ждали.

Сара первым делом вымыла их плошки, я открыл жестянки с кормом.

Что может быть лучше простого образа жизни!

Мы поднялись наверх, умылись, переоделись и приготовились ложиться.

– Что же эти бедолаги будут делать? – спросила Сара.

– Уж я-то знаю, знаю…

Пришла пора спать. Я спустился на минутку вниз, посмотреть, все ли в порядке. Сара быстро уснула. Я выключил свет. Сегодняшнее кино что-то изменило в нашей жизни, мы уже никогда не сможем думать или говорить, как раньше. Теперь мы знали нечто недоступное другим, правда, это нечто было туманным и, если вдуматься, не совсем приятным.

Джон Пинчот выбрался из гетто. Ему по контракту предоставили квартиру за счет «Файерпауэр». Джон нашел жилье неподалеку от здания компании. По вечерам, лежа в постели, он мог любоваться световой рекламой на крыше; горящие буквы «ФАЙЕРПАУЭР» бросали на него свой отсвет. А Франсуа Расин остался в гетто. Он разбил сад и стал выращивать овощи. Крутил колесо рулетки, ухаживал за садом и кормил кур. Никогда не встречал никого более странного, чем он.