Чарльз Буковски - Голливуд

– Ну что, возьмешься еще за сценарий? – спросила она.

– Вряд ли. Уж больно часто приходится идти на компромиссы. К тому же надо все время смотреть будто сквозь глазок кинокамеры. С точки зрения зрителя. А киношная публика ужас как обидчива, не то что читатели, которым нравится, когда им нервы щекочут.

– На это ты мастак.

В бар вошел Джон Пинчот. Сел слева от меня, улыбнулся.

– Сукин сын, – сказал он.

– Кто на этот раз? – осведомилась Сара.

– Что, опять фильм зарубили?

– Да нет, тут другое.

– В смысле?

– Джек Бледсоу отказался подписать к печати фотографии, которые сейчас сделали.

– Как?

– А вот так. Помощник Корбела Викера зашел к нему в трейлер с бумагами, а Джек отказался их подписать. Тогда сам Корбел пошел на поклон. С тем же успехом.

– Но почему? – удивился я. – Ведь он позволил себя снять… Чего же теперь он кочевряжится?

– Понятия не имею. Слава богу, у нас в распоряжении ваши с Франсин фотографии. Хотите посмотреть, как будем сейчас снимать?

– Конечно.

– Я за вами зайду.

– Спасибо.

Мы с Сарой сидели и думали про то, что сказал Джон. Я так понимаю, что она думала про это. А я-то уж точно.

Я пришел к выводу, что актеры – другой породы, чем прочие смертные. У них на все свои соображения. Когда изо дня в день, из года в год притворяешься не тем, кто ты есть, это даром не проходит. Становится трудно быть самим собой. Представьте только, что вы все силы кладете на то, чтобы казаться кем-то другим. А потом – еще кем-то. А потом еще и еще. Поначалу это даже забавно. Но со временем, перебывав в шкуре десятков людей, начинаешь забывать, кто ты сам-то такой, и разучиваешься говорить своими словами.

По-моему, Джек Бледсоу настолько потерялся, что решил, будто фотографировали не его самого, а кого-то другого, и потому ничего не оставалось, как отказаться подписать документ, оформленный на чужого человека. В этом был смысл. Мне захотелось донести его до Сары.

Я подождал, пока она нальет себе вина и зажжет сигарету.

А потом подумал, что, может, лучше объяснить все это в другой раз, и принялся за пиво, размышляя о том, напечатают ли в женском журнале фото, на котором Франсин со своей жесткой попкой сидит у меня на коленях.

Как бы то ни было, тридцать два съемочных дня подошли к концу, и был назначен банкет.

Дело было в баре на первом этаже с огромной площадкой для танцев. Там и еще на втором этаже гулял народ. В основном собралась съемочная группа и актеры, хотя и не все, зато понаехали и вовсе незнакомые мне личности. Оркестра не было, танцевали под фонограмму, но выпивка была настоящая. Мы с Сарой сразу подошли к стойке, за которой хлопотали две барменши. Я взял водки, а Сара красненького.

Одна барменша меня узнала и вытащила мою книжку. Я ее подписал.

Народу набилось уйма, кондиционеры не работали, был жаркий летний вечер, и в зале стояла духотища.

– Давай еще глотнем и поднимемся наверх, – предложил я Саре. – А то тут не продохнуть.

– О'кей, – сказала она.

Мы поднялись на второй этаж. Там было попросторнее и попрохладнее. Несколько человек танцевали. У этой вечеринки как бы не было своего центра, впрочем, так бывает почти всегда. На меня накатила тоска. Я допил свой стакан.

– Пойду возьму еще что-нибудь, – сказал я Саре. – Тебе надо?

– Нет, обойдусь.

Я спустился по лестнице, но на полпути к стойке меня остановил волосатый толстяк в темных очках. Он схватил мою руку и принялся с жаром ее трясти.

– Чинаски, я прочитал все, что вы написали, буквально все!

– Неужели? – спросил я.

Он продолжал трясти мою руку.

– Мы с вами однажды вместе надрались в баре «У Барни». Помните?

– Нет.

– Не помните, как мы надрались у старины Барни?

– Нет.

Он поднял очки и водрузил их на макушку.

– Может, теперь вспомните?

– Нет, – ответил я, высвободил руку и направился к стойке.

– Двойную водку, – заказал я барменше. Она подала.

– У меня была подружка Лола, – сказала барменша. – Лолу знаете?

– Нет.

– Она говорила, что два года была вашей женой.

– Неправда, – ответил я.

Я отошел от стойки и направился к лестнице. На сей раз дорогу мне преградил лысый толстяк с окладистой бородой.

– Чинаски, – сказал он.

– Слушаю.

– Андре Уэллс. Не последний человек в киношном деле. Тоже писатель. Вот закончил роман. Хотелось бы, чтобы ты прочитал. Можно прислать?

– Валяйте.

Я дал ему номер абонентского ящика.

– А как тебя найти?

– Отправьте по почте.

Наконец я достиг лестницы. По пути выхлебал почти все пойло. Сара беседовала с какой-то статисткой. Тут я увидел Джона Пинчота. Он стоял один со стаканом в руке. Я подошел.

– Хэнк? – удивился он. – Вот не ожидал тебя здесь встретить!

– А я не ожидал, что «Файерпауэр» раскошелится на гулянку.

– Это для них первое удовольствие.

– Ну, а ты теперь чем займешься?

– Мы сейчас монтируем, потом будем записывать музыку. Может, зайдешь, посмотришь, как это делается?

– Когда?

– Когда захочешь. Мы сутками из монтажной не вылезаем, работаем часов по двенадцать, а то и по четырнадцать.

– Договорились. Слушай, а куда это Поппппи запропастилась?

– Кто-кто?

– Та штучка, которая подарила тебе десять тыщ, когда ты жил на побережье.

– А, она теперь в Бразилии. Мы ее не забудем. Я допил стакан.

– Не хочешь ли спуститься потанцевать? – спросил я Джона.

– Да ну, что за ерунда. Кто-то окликнул его по имени.

– Извини, – сказал он. – Не забудь заглянуть в монтажную!

– Обязательно.

Джон ушел в другой конец зала.

Я стал на лестничной площадке и посмотрел вниз. Пока мы трепались с Джоном, в баре появились Джек Бледсоу и его приятели-мотоциклисты. Они уселись вдоль стойки лицом к публике. Каждый с бутылкой пива, кроме Джека, который держал в руке банку «Севен-ап». Они все были в кожаных куртках и штанах, в сапогах и шарфах.

Я вернулся к столику, за которым сидела Сара.

– Надо спуститься поболтать с Джеком Бледсоу и его бандой. Ты со мной?

– Конечно.

Мы спустились, и Джек познакомил нас со всеми по очереди.

– Гарри Валет.

– Хелло, старик.

– Бич.

– Здорово.

– Червяк. – Хай!

– Собачник.

– Очень рад.

– Эдди – Три Шара.

– Черт подери!

– Это – Пиздеж.

– Приятно познакомиться.

– Кошкодав.

– Ага.

Вся эта шайка казалась вполне симпатичной, если бы они еще не так выпендривались, красуясь у стойки перед всем честным народом.

– Джек, – сказал я, – ты здорово сыграл.

– Просто замечательно! – сказала Сара.

– Спасибо. – Он сверкнул своей чудной улыбкой.

– Будете еще сценарии писать? – спросил Джек.

– Вряд ли. Больно хлопотно. Мне нравится посиживать, глядя в потолок.

– Если все же напишете, дайте мне почитать.