Диана Чемберлен - Девочка-беда, или Как стать хорошей женщиной

– Надеюсь, твой отец останется в тюрьме до конца своей жизни, – сказал Клей и, не дав ему договорить, повесил трубку.

Но Рик не сдавался. Он позвонил спустя два дня, желая, чтобы Джина ответила на звонок, но еще раз наткнулся на Клея. Он поинтересовался, нельзя ли ему навестить Лейси в больнице, на что Клей ответил, что он был последним человеком, которого Лейси хотела бы видеть. И снова Клей, не дав ему договорить, повесил трубку с такой силой, что у Рика еще несколько минут спустя болело ухо после разговора с ним.

– Она не желает меня видеть, – сказал Рик матери после того, как положил трубку. Это был четвертый день ее пребывания у него в гостях.

– Ты не можешь винить ее, – сказала Фей. – Ты обидел всю эту семью, чтобы спасти свою собственную.

Он тряхнул головой.

– Я ужасно себя чувствую из-за Лейси, – признался он. – Вначале у нее не было никаких любовных интересов ко мне, и это так облегчало дело. Я не хотел… ты понимаешь, я на самом деле не знал, что буду делать, если она захочет что-то большее от меня. Но в тот последний вечер она заговорила серьезно, и… я думаю, то, что правда стала известна, – это отличное решение вопроса, но… не лучшее для папы.

Существовало много других, более надежных способов реализовать его желание помочь своему отцу выйти из заключения. Он понимал, что иногда под действием собственных эмоций можно сотворить по-настоящему безумные вещи, и именно такую вещь он сделал с Лейси. Когда Рик узнал, что отец подал прошение о досрочном освобождении, он понял, что семью Анни О’Нил попросят написать заявления от жертв преступления и что самым важным будет заявление Лейси. Он помнил ее с того ужасного рождественского вечера в приюте для несчастных женщин. Он знал, они примерно одного с ней возраста, и решил, что сможет познакомиться с ней, подружиться, не обнаруживая своего имени, и повлиять на нее путем соблазна. Женщины всегда проявляли интерес к нему, несмотря на его равнодушие к ним. Обычно он был честным человеком, но в этом случае обман казался оправданным. Вопреки ожиданиям, Лейси оказалась совсем другой. Он мог бы апеллировать к ее чувству справедливости, но, затевая свою игру, он этого не знал, а к тому времени, когда понял, как она добра и порядочна, было уже слишком поздно. Он успел зайти очень далеко в своей игре.

Теперь, однако, он опасался, что его план приведет к обратному результату. Ее заявление будет пронизано гневом против него. Рик причинил отцу больше вреда, чем пользы.

Единственная радость на этой неделе состояла в том, что его мать была с ним. Но как же, однако, плохо, что все началось для нее с того, что она узнала, что ее сын был вероломным аферистом, манипулирующим другими людьми. Они проговорили друг с другом всю ночь напролет после ухода Лейси, ни разу не упомянув отца и тщательно избегая этой темы. Вместо этого они узнали много нового о жизни друг друга. Рик был под большим впечатлением от ее достижений: она сделала себе имя, написав одобренную критикой книгу о контроле над болью. Она получила хорошее образование, и она была красивой. Его отец тянул ее назад, это правда. Не специально. Не из мелкой подлости. Но его отец хотел жить в Мантео, а там было мало шансов для того, чтобы она расцвела. Ему не хотелось думать о том, что мать преуспела в жизни без мужа больше, чем когда жила с ним, но, наверное, это было правдой.

Его отец был простым человеком, довольствовался продажей лежаков в магазинчике, обслуживающем туристов, и жизнью в маленькой деревушке, где он знал большинство жителей по именам и где незамысловатость бытия позволяла ему держать под контролем свое психическое состояние. Рик всегда чувствовал, что его с матерью побег в приют для женщин выбил его отца из тщательно поддерживаемого равновесия и у него случился нервный срыв. Он был любящим отцом. Он никогда раньше не говорил ему слова «Я люблю тебя», однако теперь он все время повторял их Рику. Но это не имело значения. Отец водил его на рыбалку и никогда не пропускал игры Детской бейсбольной лиги, и Рик всегда знал, как сильно он дорожил им.

Он рассказал матери, как получил диплом по праву и как ему нравилось преподавать. Он рассказал ей, что знал о том, что он гей, еще в начальной школе. И он рассказал ей о Кристиане.

– А он знал, чем ты на самом деле занимаешься здесь? – ожидаемо спросила она.

– Нет, – смутился он, добавляя еще один пункт в перечень своих провинностей. – Кристиан бы меня отговорил от этого. Он бы сказал мне, что я поступаю неразумно, а я уже знал это. Я не хотел, чтобы он усиливал это чувство.

Какими бы ни были чувства матери по поводу поведения сына по отношению к Лейси, в ту первую ночь она старалась держать их при себе, как будто зная, что им надо избегать потенциально опасных тем разговора, пока они не узнают друг друга снова.

И только на второй вечер совместного проживания, когда они готовили обед в крохотной кухоньке, они начали понемногу двигаться к трудной теме. Обсуждать отца Рика.

– Какой он сейчас? – спросила Фей, не называя того, о ком говорила, но Рику и не требовалось уточнять.

Он мыл латук-салат в раковине и, начав говорить, не смел отвести взгляд от зелени.

– Он раскаивается. Отец уже много лет раскаивается. Он был болен, мама. – Он посмотрел на ее руки – Фей нарезала лук для чили. – Если бы он мог изменить то, что произошло, он бы изменил. Отец бы отдал свою собственную жизнь, чтобы изменить это.

Фей ничего не сказала, и единственными звуками на кухне были стук ножа и шум льющейся из крана воды.

– Я думаю, ему не зря хотелось жить в Мантео, – предположил Рик. – Он знал, что нездоров. Отец однажды сказал мне, что всякое нарушение однообразия или поездки куда-нибудь, даже в Элизабет-Сити, вызывали у него приступы страха и потерю контроля над собой.

– Я этого не знала, – виновато потупилась Фей. – Я хочу сказать, что знала, что его трудно вытащить из Мантео, но я думала, что он просто упрямится.

Рик подождал немного, прежде чем снова заговорить.

– Ты бы хотела увидеть его?

– Нет, – быстро сказала она. – Изменился он к лучшему или нет, на самом деле больше не мое дело. Он часть моего прошлого, Фред. – Она перестала резать лук и посмотрела на него. – Я знаю, однако, что для тебя он – настоящее. И твое будущее. Я это понимаю, но я не хочу и не нуждаюсь в нем, ни с какой стороны.

Рик кивнул, разочарованный, но не удивленный. Если бы она увидела его отца, она бы увидела, как резко он изменился. Но просить ее об этом было бы слишком, так же, как было бы чересчур просить Лейси попробовать простить человека, который стал причиной разрушительных последствий в ее жизни.

– Ты все еще сердишься на меня за то, что мы ушли в приют для женщин в тот вечер? – спросила его мать.