Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 2

Он протянул руку и подцепил последний кусочек единственной головки сыра бри, которая прибыла с последним пакетботом, на льду, за фантастическую плату.

– Будьте терпеливы с беднягой, Вервен, а? – Каждый день он ожидал увидеть признаки болезни, но они не появлялись, и с каждым днем Андре казался немножко моложе, изнуренное выражение, не сходившее с его лица, пропало. Только вспыльчивости и раздражительности в нем прибавилось.

Mon Dieu! Личная встреча с Ёси! И если Бэбкотт сможет осмотреть этого кретина Андзё, может быть, даже вылечить его, по моей инициативе – ничего, что Бэбкотт англичанин, за такое я выторгую у сэра Уильяма какие-нибудь другие преимущества, – мы сделаем огромный шаг вперед.

Он поднял бокал.

– Вервен, mon brave , чума на всех англичан и Vive la France ! [10]

Анжелика апатично лежала на кровати под балдахином, опершись спиной на высокие подушки; еще никогда она не выглядела такой бледной и бесплотной. Хоуг пристроился в кресле рядом с кроватью; он дремал, просыпаясь и опять погружаясь в сон. После обеда солнце пробилось-таки сквозь облака и ненадолго оживило этот тусклый, ветреный день. Ветер увлекал за собой корабли на рейде, натягивая якорные цепи. Полчаса назад – для нее минуты и часы стали одинаковы – сигнальное орудие возвестило о скором прибытии пакетбота, разбудив ее; не то чтобы она по-настоящему спала, скорее, перетекала безвольно из сознательного в бессознательное, не разделенные более никакой границей. Ее взгляд скользнул мимо Хоуга. За его спиной она увидела дверь в комнаты Малкольма – нет, не его комнаты, не их комнаты, теперь просто комнаты для другого человека, другого тайпэна…

Слезы вернулись и хлынули полным потоком.

– Не плачьте, Анжелика, – мягко, с нежностью проговорил Хоуг, ни на секунду не ослабляя внимания, всматриваясь в ее лицо в поисках пресловутых признаков надвигающейся катастрофы. – Все хорошо, жизнь продолжается, а с вами сейчас все в полном порядке, действительно в полном порядке.

Он держал ее за руку. Носовым платком она смахнула слезы.

– Я бы хотела выпить немного чаю.

– Сию секунду, – ответил Хоуг, и его уродливое лицо просветлело от облегчения. Впервые она что-то сказала с сегодняшнего утра, сказала внятно и осознанно, а первые моменты возвращения к нормальной жизни были показателями исключительной важности. Он открыл дверь, едва сдерживаясь, чтобы не завопить от радости, хотя голос ее и звучал чуть слышно, ни в нем, ни под ним, ни позади него не было истерики, свет в ее глазах был здоровым, лицо уже не было опухшим от слез, а пульс, который он подсчитал, пока держал ее за руку, был ровным и сильным, девяносто восемь ударов в минуту, и уже не прыгал, вызывая в нем тошнотворный страх.

– А Со, – распорядился он на кантонском, – принеси своей госпоже свежего чая, но не произноси ни звука, не говори ни слова, поставь все и уходи. – Он опять вернулся к кровати. – Вы знаете, где находитесь, моя дорогая?

Она лишь молча посмотрела на него.

– Позвольте задать вам несколько вопросов, если они утомят вас, скажите мне, и ничего не бойтесь. Извините, но это нужно для вас, не для меня.

– Я не боюсь.

– Вы знаете, где вы находитесь?

– В своих комнатах.

Ее голос звучал безжизненно, глаза ничего не выражали. Его тревога усилилась.

– Вы знаете, что произошло?

– Малкольм умер.

– Вы знаете, почему он умер?

– Он умер в нашу первую ночь на нашей брачной постели, и это все из-за меня.

В глубине его сознания тревожно прозвенел колокольчик.

– Вы ошибаетесь, Анжелика, Малкольм был убит на Токайдо, много месяцев назад, – сказал он спокойно и уверенно. – Мне очень жаль, но такова правда, и с тех самых пор он жил, беря каждый день в долг у судьбы, вашей вины тут нет, никогда не было, это была воля Божья, но одно могу вам сказать от самого сердца: мы, я и Бэбкотт, никогда не видели такой умиротворенности, такого покоя на лице умершего, никогда, никогда, никогда.

– Это все из-за меня.

– Единственное, за что вы отвечаете, это та радость, которую он знал в последние месяцы своей жизни. Он ведь любил вас, не так ли?

– Да, но он умер, и… – Она едва не добавила, и тот, другой, тоже; я даже не знаю его имени, но он тоже умер, он тоже любил меня и тоже умер, и вот теперь Малкольм мертв и…

– Прекратите!

Грубый окрик одним рывком отдернул ее от края пропасти. Хоуг опять задышал, но он понимал, что это необходимо сделать и сделать быстро, или она погибнет, как погибали другие на его памяти. Он должен освободить ее от дьявола, прячущегося где-то в ее сознании и ждущего только подходящего момента, чтобы вырваться на свободу, схватить свою жертву и превратить ее в бессвязно бормочущую сомнамбулу, по крайней мере нанести ей огромный вред. – Извините. Это вам нужно твердо усвоить. Единственное, в чем вы… – В панике он одернул себя, не успев произнести это слово, и продолжил: – за что вы отвечаете, это за его радость. Повторяйте за мной. Вы отвечаете только за…

– Я виновата.

– Произносите вслед за мной: «Я отвечаю только за его радость», – тщательно выговорил он, больше отдавая приказ, с тревогой отмечая про себя ее ненормально расширившиеся зрачки. Она опять балансировала на самом краю.

– Я винова…

– Отвечайте, черт подери, – взорвался он в притворном гневе. – Повторяйте за мной: «Я отвечаю только за его радость! Отвечаю за его радость!» Говорите!

Он увидел, как пот выступил у нее на лбу, и опять она произнесла то же самое, и опять он оборвал ее, повторил нужное слово, «отвечаю, отвечаю за его радость!», и снова она произнесла его по-своему и в следующий раз тоже. А Со принесла чай, но ни он, ни она даже не заметили ее, и китаянка в ужасе выскочила за дверь, а Хоуг снова и снова приказывал Анжелике, которая упорно продолжала отказываться, пока вдруг не закричала пронзительно по-французски:

– Хорошо, я отвечаю только за его радость, но он все равно мертв мертв мертв… мой Малкольм мертв-в-в-в!

Ему захотелось обнять ее и сказать, что все хорошо, что она может уснуть, но он сдержал этот порыв, решив, что пока еще слишком рано. Его голос звучал твердо, но не угрожающе, и он ответил на своем хорошем французском:

– Благодарю вас, Анжелика, но дальше мы будем говорить на английском. Да, мне тоже ужасно жаль, нам всем жаль, что ваш милый супруг умер, но в этом нет вашей вины. Повторите!

– Оставьте меня. Убирайтесь!

– Когда вы скажете это: «Не моя вина».

– Нет… нет, оставьте меня!

– Когда вы скажете это. «Не моя вина!»

Она уставилась на него, ненавидя своего мучителя, потом опять закричала ему в лицо:

– Не моя вина, это не моя вина, это не моя вина, не моя вина, теперь вы довольны? Убирайтесь убирайтесь!