Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 2

– Когда услышу от вас, что вы понимаете, что ваш Малкольм умер, но вы никоим образом не отвечаете за это!

– Убирайтесь!

– Скажите это! Черт подери, скажите это!

Вдруг ее голос стал похож на вой дикого зверя:

– Ваш-ш Малкольм мертв, ваш-ш Малкольм мертв, он мертв, он мертв, он мертв, но вы не… не отвечаете никак, никоим проклятым образом не отвеча… никак, никоим никак не отвечаете… не отве… не… – Так же внезапно, как все это началось, ее голос перешел в жалобные всхлипы, – не отвечаете, я не виновата, я правда не виновата, о, мой дорогой, мне так жаль, так жаль, я не хочу, чтобы ты умирал, о, Пресвятая Мадонна, помоги мне, он мертв, а я чувствую себя так ужасно, уж-жасно, о, Малкольм, почему ты умер, я так любила тебя, так сильно… о, Малкольм…

На этот раз он обнял ее, прижал к себе спокойно и крепко, вбирая в себя всю ее дрожь, и плач, и судорожные рыдания. Некоторое время спустя ее голос умолк, рыдания стихли, и она погрузилась в беспокойный сон. Он продолжал держать ее нежно, но твердо, его одежда прилипла к телу от пота, но он не шевелился до тех пор, пока ее сон не стал глубоким. Тогда он осторожно отстранился от нее. Спину во многих местах пронзала острая боль, и он медленно выпрямился, морщась и разминая затекшие мышцы. Когда ему удалось унять боль в плечах и шее, он сел, чтобы восстановить силы.

Еще бы чуть-чуть – и конец, подумал он; радость от того, что в этот раз он выиграл битву приглушала ноющую боль во всем теле. Он с удовольствием посмотрел на девушку, юную, прекрасную и здоровую.

Память вмиг перенесла его в Канагаву к той другой девушке, японке, сестре того человека, которому он сделал операцию, такой же юной и прекрасной, но японке. Как ее звали? Юки как-то там. Я спас ее брата, чтобы подвергнуть новым бедам это несчастное дитя. Но я рад, что ей удалось бежать. Удалось ли? Такая красивая женщина. Как моя собственная дорогая жена. Как ужасно и бездумно я поступил, какое безумие было везти ее из Индии в Лондон навстречу преждевременной смерти.

Карма? Рок? Как у этого дитя и бедного Малкольма. Бедные они, бедный я. Нет, что мне себя жалеть, я только что спас жизнь человеческому существу. Ты можешь быть толст и уродлив, старина, подумал он, беря ее пульс, но, Господь Всемогущий, ты чертовски хороший врач и чертовски умелый лжец – нет, не умелый, просто везучий. На этот раз.

Четверг, 11 декабря

– Добрый день, Джейми, – печально сказал Филип Тайрер. – Я от сэра Уильяма, вот три копии свидетельства о смерти, одна для вас, другая для Анжелики и третья для Стронгбоу, она будет сопровождать тело. Он решил, что оригинал должен отправиться с дипломатической почтой губернатору для вручения главному коронеру Гонконга, который зарегистрирует его и затем передаст миссис Струан. Ужасно, не правда ли, но ничего не поделаешь.

– Да. – Рабочий стол Джейми был завален прибывшей почтой и документами, касающимися тех дел, которые предстояло уладить. Его глаза покраснели от усталости.

– Как Анжелика?

– Я еще не видел ее, но Хоуг был здесь сегодня с самого утра. Он сказал, чтобы ее не беспокоили, пока она сама не выйдет, и что ей лучше, чем можно было ожидать. Она проспала больше пятнадцати часов. Он считает, она будет в состоянии отправиться завтра в путь, и сказал, что чем быстрее, тем лучше. Он, разумеется, тоже едет.

– Когда теперь отплывает «Гарцующее Облако»?

– Завтра. С вечерним отливом. Я жду Стронгбоу с минуты на минуту, он должен явиться за приказом. У вас есть почта, которую он мог бы захватить?

– Безусловно. И запечатанный пакет. Я передам сэру Уильяму. Все никак не могу поверить, что Малкольм мертв. О, кстати, расследование по поводу смерти Норберта назначено на пять часов. Не хотите ли перекусить потом, легкий ужин?

– Спасибо, но не сегодня. Давайте поужинаем завтра, если все будет нормально. Договоримся окончательно после завтрака. – Джейми спросил себя, стоит ли ему рассказать Тайреру о махинациях его самурайского друга, Накамы, и встрече с местным ростовщиком – Накама хотел, чтобы это осталось тайной для Тайрера и сэра Уильяма. Предложение Накамы заинтриговало его, и он с радостью ухватился за возможность побеседовать напрямую с местным бизнесменом, пусть и незначительным.

Вчерашняя встреча, по понятным причинам, была отменена. Он подумывал о том, чтобы вообще перенести ее на следующую неделю, но решил встретиться с этим человеком сегодня вечером – может быть, это на миг-другой отвлечет его от трагедии.

Филип а это не касается – и не забывай, что Филип и Крошка Вилли утаивали от тебя самую разную информацию, когда договоренность была делиться всем.

– До встречи, Филип. И спасибо за копии.

– До встречи, Джейми.

Свидетельства о смерти были подписаны Бэбкоттом и Хоугом. Вскрытие подтвердило предположения о том, что смерть «была вызвана внутренним кровотечением из поврежденной артерии, которая прекратила свое нормальное функционирование; ее ослабленное состояние непосредственно связано с ранами, нанесенными во время неспровоцированного нападения на Токайдо».

Джейми кивнул. Врачи обошли саму причину, вызвавшую разрыв артерии. Нет смысла быть более обстоятельным, если только кто-то не потребует более обстоятельного ответа. Например, Тесс Струан, подумал он, чувствуя, как болезненно сжался желудок. Она непременно спросит, и что тогда скажет Хоуг? То же, что он сказал мне сегодня утром:

– В том состоянии, в каком был Малкольм, Джейми, такой разрыв могло вызвать любое из целой дюжины резких движений; например, он мог спать в неудобном положении, а потом резко повернуться, испуганный кошмаром, или даже просто напрягаться животом при запоре.

– Или особенно во время совокупления?

– Да, но это лишь одна из многих возможностей, почему вы спрашиваете?

– Ради Бога, вы же знаете Тесс Струан.

– Я не собираюсь обвинять Анжелику, если вы об этом просите. Чтобы заниматься любовью нужны двое, мы оба знаем, что он перевернул небо и землю, чтобы жениться на ней, и был безумно влюблен.

– Я ни о чем не прошу, док. Тесс все равно обвинит ее, что бы ни говорилось в свидетельстве.

– Я согласен, Джейми, но от меня она помощи не получит. Как и от Джорджа. То, что сильный спазм вызвал разрыв, а последовавший за ним глубокий сон скрыл это от них обоих, логично, но не доказуемо. Даже если бы это так и было, ее абсолютно не в чем винить, не в чем, черт подери…

Бедная Анжелика, ее все равно будут считать виноватой, как и меня. Только в моем случае это значения не имеет.

– Да? Войдите? О, хеллоу, Эдвард!

– У вас найдется секунда? – спросил Горнт.

– Конечно, входите. – Со вчерашнего дня их с Горнтом отношения переменились. Он настоял на том, чтобы отныне они называли друг друга по имени. Бог ты мой, думал он, как же я ошибался на его счет. – Присаживайтесь. Послушайте, я говорил это уже дюжину раз, но еще раз спасибо – вы действительно спасли мне жизнь.