Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 2

– Гораздо лучше, – сказал он вслух. – Получается уже не так колюче. Весьма удачное выражение: «я препоручаю ее вашей доброте», – подумал он, хотя одному Богу известно, что эти две женщины в конце концов сделают друг с другом. Неделю назад я был готов поспорить, что равного поединка не получится, однако сейчас я уже не так в этом уверен.

С благодарным вздохом он открыл свой настольный дневник и добавил имя Тесс Струан к длинному списку лиц, которым отправил письма сегодня с «Гарцующим Облаком». В глаза ему бросилась пометка, сделанная 9 числа, во вторник: «Малкольм Струан обвенчался с Анжеликой Ришо на «Жемчужине» при попустительстве Кеттерера». Это было написано по-русски, как и весь дневник, – привычка всей жизни, которую воспитала в нем его русская мать, – это позволяло ему держать записи в секрете от большинства глаз, а также не терять беглость в языке. Мысль о матери напомнила ему о другом. Его пальцы отыскали в новом, на 1863 год, дневнике страницу с 11 января, и он поставил на ней знак вопроса, сопроводив его записью: 11 января Примерно в это время мы должны уже знать, находится А в положении или нет . Ребенок Малкольма значительно облегчил бы ей жизнь, хмурясь, подумал он.

Он уже решил сделать все, что в его силах, чтобы помочь Анжелике, из-за того достоинства, с которым она держалась вчера, и сегодня на причале, из-за того удовольствия, которое она доставила ему танцами, и смехом, и радостной легкостью, привезя все это с собой в Иокогаму, и еще потому, что она была француженкой со всей утонченной кокетливостью, в которой француженки не знают себе равных.

Он улыбнулся. И в самом деле, Анжелика, вы француженка. А мы британцы, и не дураки – вот почему мы правим всем миром, а французы – нет.

– Филип!

Сэратар и Андре стояли у окна. «Гарцующее Облако» развернул фоковые паруса, марсели, брамсели и бом-брамсели и теперь на всех парусах, с попутным ветром, устремился в просторы океана. Много других людей тоже провожали его глазами, завидуя, ревнуя, страстно желая плыть сейчас на этом красавце, владеть им или быть его капитаном. Многие раздумывали о его грузе, об Эйнджел, которая уезжает завтра, и о том, какой станет жизнь здесь без нее, и о судьбе писем, отправленных с ним.

– Даст ли посол де Жеруар свое согласие, Анри? – спросил Андре.

– Да, он обязан мне многими услугами, деятельность нашей миссии здесь становится с каждым днем все эффективнее, и тот тайный визит Ёси, который вы обещали мне и который я обещал ему, состоится. Не так ли?

– Меня заверили в этом, – ответил Андре, чувствуя, как у него внезапно пересохло в горле. Райко поклялась, что он может рассчитывать на этот визит, что переданные ей тайные военные планы уже осели в головах доверенных посредников в Эдо, которые будут вести переговоры о вознаграждении. – Сначала Ёси должен прибыть назад, Анри, тогда мы сможет назначить дату. Мне обещано, что он поднимется на борт флагмана. У меня сегодня назначена встреча, и первая выплата как раз закрепит все дело.

– Я передумал насчет выдачи денег вперед. Лучше… – Андре открыл рот, чтобы возразить, и Сэратар повысил голос, – лучше подождать. Я решил, что лучше подождать! – Он отошел от окна, сел за стол и знаком предложил Андре сесть напротив, жест не был сердитым, но сама его гладкость пресекала всякие протесты. – Как только я буду точно знать, что он вернулся, вы сможете заплатить этим… этим посредникам.

– Но я обещал им деньги сегодня, вы же согласились.

– Ну так объясните, что я им не доверяю, – произнес Сэратар с пренебрежительной улыбкой. – Пусть они докажут, что им можно верить. Так я говорил, де Жеруар возьмет ее под опеку государства, Андре, и она таким образом станет частью государственной политики, а?

Сегодня вечером Андре ненавидел Сэратара, ненавидел, потому что тот был опасен и коварен и слишком много знал, слишком многое помнил и был абсолютно бесчувственен. Сегодня утром за завтраком Сэратар, прищурившись, пристально посмотрел на него.

– В чем дело, Анри?

– Ничего, у вас на шее появилось пятно, которого не было раньше, и я подумал, не… Как вы себя чувствуете, Андре?

Это заставило его в панике бежать к зеркалу в спальне, леденея от ужаса, что первый признак болезни проявился. С того самого времени, когда он начал встречаться с Хинодэ, он стал болезненно чувствителен к малейшим пятнышкам или самому легкому повышению температуры. В большинство из вечеров она раздевала его при свете, говоря ему, как ей нравится смотреть на него, касаться его, разминать мышцы или ласкать, ее пальцы и руки всегда были чувственными, но он все равно был уверен, что она отыскивала предательские знаки.

– Ни одного, пока ни одного, хвала Создателю, – пробормотал он своему раздражению, весь в поту от облегчения, что легкая краснота на шее оказалась всего лишь укусом насекомого.

– Андре, – продолжал говорить Сэратар, – сегодня за ужином мы должны вместе с ней разработать план. Я рекомендую, чтобы сразу после того, как государство возьмет над нею опеку, она переехала жить в посольство и… – Стук в дверь прервал его. – Да?

Дверь открыл Вервен.

– Послание от Варгаша, мсье. Мадам Струан сожалеет, но она чувствует себя недостаточно хорошо для ужина.

– Если она в достаточно добром здравии, чтобы проводить гроб, – вспылил Сэратар, – она, конечно же, могла бы выкроить и для нас время. Благодарю вас, Вервен. Андре, мы обязательно должны поговорить с ней до ее отъезда.

– Не беспокойтесь, завтра утром я первым делом повидаюсь с ней. Только ходят слухи, что она может задержаться. Полагают, что Хоуг высказался против морского путешествия, по медицинским соображениям; Небесный же Наш Скай открыто настроен против ее переезда в Гонконг.

Уголок верхней губы Сэратара пополз вверх.

– Мне этот человек омерзителен, он неотесан, груб и совершенно отвратительно британец.

Анжелика наблюдала за отходом клипера из апартаментов тайпэна наверху. Редкие прохожие видели ее в окне, потом спешили дальше, сырые и продрогшие, гадая, что с ней теперь станется. Одним из них был Филип Тайрер, вернувшийся на берег после доставки депеш на «Облако». Она выглядела такой одинокой, такой траурной во всем черном; раньше он никогда не видел ее в черном, она носила только весенние цвета. На мгновение он остановился, испытывая искушение заглянуть к ней, спросить, не нужна ли ей какая-нибудь помощь, но решил пройти мимо, до его встречи с Фудзико оставалось еще столько дел, месячная плата Райко за «прошлые услуги в ожидании заключения контракта», а потом еще урок с Накамой, который пришлось отложить из-за переписывания депеш и документов для сэра Уильяма.

Он простонал, вспомнив все фразы и слова, перевод которых хотел получить, и новую ноту Андзё, которую сэр Уильям специально отдал переводить Накаме не столько потому, что не доверял ему, сколько чтобы проверить реакцию японца на краткую, лишенную дипломатических прикрас, англо-саксонскую прямоту выражений. Хуже того, он заметно отстал со своим дневником и не успел написать еженедельное письмо домой. Что бы ни случилось, оно должно было отправиться с пакетботом.