Агата Кристи - Большое путешествие

В Нью-Йорке меня встретила моя дорогая тетя Касси. Она была со мной очень мила и ласкова. Я остановилась у нее в квартире на Риверсайд-драйв. Тетушке тогда уже было немало лет – кажется, под восемьдесят. Она познакомила меня со своей невесткой, миссис Пирпонт Морган, и с более молодыми членами семейства Морган. Она водила меня в отличные рестораны и угощала всякими вкусностями. Много рассказывала о моем отце и о том, как он в молодости был в Нью-Йорке. Я прекрасно проводила время. Напоследок тетя Касси спросила, где бы я хотела побывать в свой последний день в Нью-Йорке. Я призналась, что мне очень хочется сходить в кафе самообслуживания. В Англии о таких кафетериях слыхом не слыхали, но в Нью-Йорке я читала о них и захотела там побывать. Тете Касси мое желание показалось странным. Ей и в голову не могло прийти, что кому-то может вздуматься посетить кафетерий, но поскольку ей хотелось мне угодить, она пошла со мной. Тетя призналась, что сама в таком месте впервые. Я взяла поднос и набрала всякой всячины с прилавка. В кафетерии мне очень понравилось.

Наконец настал день, когда Арчи с Белчером приехали в Нью-Йорк. Я им обрадовалась, потому что, несмотря на гостеприимство тети Касси, начинала себя чувствовать птицей в золотой клетке. Тетя Касси и помыслить не могла, чтобы отпустить меня куда-то одну. Мне же это казалось очень странным (ведь в Лондоне я ходила куда хотела), и я чувствовала себя неловко.

– Но почему, тетя Касси?

– Никогда не угадаешь, что может случиться с такой молодой красивой женщиной, которая к тому же совсем не знает Нью-Йорк.

Я уверяла тетушку, что ничего дурного со мной не случится, но она все равно либо отправляла меня на машине с водителем, либо сама меня сопровождала. Иногда мне очень хотелось улизнуть и часа три-четыре погулять в одиночестве, но я понимала, что тетя будет волноваться, и сдерживалась. Однако с нетерпением ждала, когда же уже окажусь в Лондоне и смогу идти когда и куда мне заблагорассудится.

Арчи с Белчером провели вечер в Нью-Йорке, а на следующий день (25 ноября) мы сели на “Маджестик”, чтобы плыть обратно в Англию. Не могу сказать, что на этот раз путешествие мне понравилось, но и морская болезнь почти не мучила. Правда, штормить начало не вовремя, потому что мы с Белчером участвовали в турнире по бриджу и майор настаивал, чтобы его партнершей была непременно я. Мне не хотелось: Белчер хорошо играл, но настолько не любил проигрывать, что обижался на весь мир. Однако я знала, что скоро мы расстанемся, и согласилась участвовать в турнире. Неожиданно мы вышли в финал. Это случилось в тот день, когда ветер усилился и началась качка. Я и подумать не могла о том, чтобы отказаться участвовать в игре, и лишь надеялась, что мне не станет дурно прямо за игрой. Мы начали последнюю партию, и Белчер почти сразу же, сердито нахмурясь, швырнул карты на стол.

Дорога домой.

– Нет смысла продолжать, – заявил он. – Полная чепуха.

Он смотрел на всех волком и, думаю, запросто бросил бы партию: в таком случае нашим противникам досталась бы легкая победа. Мне же, похоже, попались все тузы и короли. Играла я ужасно, но карты сами шли в руки. Проиграть я просто не могла. В приступе морской болезни я пошла не с той карты, забыла, что у нас козыри, сделала все глупости, какие только можно, – но у меня все равно были хорошие карты. На турнире мы одержали блестящую победу, после чего я удалилась в каюту, лежала и стонала до самой Англии.

“Маджестик” прибыл в Саутгемптон 1 декабря. Арчи сказал корреспонденту “Таймс”: “Путешествие прошло очень удачно. Нас везде принимали очень радушно, мы полностью удовлетворены результатами работы. Нам пришлось потрудиться, и мы рады, что вернулись на родину, но это того стоило”.

“Маджестик”.

В качестве постскриптума к нашим приключениям длиною в год хочу добавить, что мы не сдержали клятвы никогда больше не разговаривать с Белчером. Я уверена, что все, кто это читает, поймут нас. Когда трудности кончаются, мы забываем, как злились на кого-то, и гнев наш остывает. К своему огромному изумлению мы обнаружили, что на самом деле нам нравится Белчер, что нам было приятно с ним общаться. Мы много раз ужинали вместе. Мы совершенно по-дружески вспоминали о всевозможных перипетиях нашего путешествия, то и дело напоминая Белчеру: “Вы же знаете, что вели себя ужасно”.

– Что правда, то правда, – отвечал Белчер. – Такой уж у меня характер, – разводил он руками. – Но мне тоже приходилось несладко. Хотя вы двое тут ни при чем. Вы почти не испытывали мое терпение. Вот разве что Арчи совершенно по-дурацки заболел. И те две недели, что мне пришлось обходиться без него, я не знал, что и делать. Неужели же нельзя вылечить ваш нос и легкие? Что хорошего – каждый раз так мучиться? Я бы не стал это терпеть.

Гостиная и бассейн для пассажиров первого класса на “Маджестике”.

Вернувшись из путешествия, Белчер неожиданно объявил, что решил жениться. На красивой девушке, дочери одного из австралийских чиновников, который служил ему в качестве секретаря. Белчеру было по меньшей мере пятьдесят, а невесте лет восемнадцать или девятнадцать. По крайней мере нас его известие застало врасплох: “У меня для вас новости. Я женюсь на Глэдис!” И он женился на Глэдис. Она приплыла вскоре после нашего возвращения. Как ни странно, брак оказался удачным – по крайней мере первые несколько лет они жили в согласии. Глэдис была спокойная и милая, ей нравилось в Англии, и она на удивление хорошо поладила с неуживчивым и капризным Белчером. Кажется, прошло восемь или десять лет, прежде чем мы узнали, что супруги разводятся.

– Она нашла другого, чья внешность ей по нраву, – объявил Белчер. – И сказать по правде, я ее не виню. Она очень молода, и я для нее, конечно, старый ворчун. Мы остались добрыми друзьями, и я выделил ей приличную сумму. Она хорошая.

Как-то мы ужинали с Белчером по возвращении из путешествия, и я при первой же возможности сказала ему:

– А вы знаете, что до сих пор должны мне два фунта, восемнадцать шиллингов и пять пенсов за белые носки?