Кэтрин Бу - В тени вечной красоты. Жизнь, смерть и любовь в трущобах Мумбая

Когда я приезжаю в незнакомое место, чтобы понаблюдать за тем, что там происходит, я стараюсь критически относиться к каждой конкретной истории. Частный случай сам по себе ничего не доказывает. Однако я полагаю, что подробное изучение жизненных реалий отдельной личности, обычного человека, дает материал для обобщений и может даже послужить аргументом для того, чтобы власти изменили свою политику.

Я посетила разные трущобные районы, чтобы лучше представлять себе общую ситуацию, сравнивать и делать выводы. И все же в основу сюжета книги легла жизнь одного квартала. Тому было две причины. Мне показалось, что в Аннавади у людей есть особенно много возможностей для социального и экономического роста. Ведь этот маленький островок бедности находится среди моря благополучия и даже роскоши. К тому же район был невелик, и это позволяло проводить подробнейшие опросы, стучась в каждый дом. Мне такой социологический подход очень близок. Благодаря столь подробным беседам с жителями я научилась различать частные и общие проблемы, а также поняла связь между ними, как, например, в случае с лишением избирательного права евнухов и мигрантов в целом.

Мою репортерскую работу нельзя было назвать красивым и романтичным занятием. Обитатели Аннавади относились к моему появлению, как к бесплатному цирку, особенно поначалу. Чего стоит один лишь тот эпизод, когда я во время съемок наткнулась на полицейских, попыталась сбежать и угодила в сточный пруд. Однако местным жителям было чем заняться, кроме как следить за моими перемещениями. Через месяц-два их любопытство поуменьшилось, и я продолжала тихо вести хроники их быта.

Мягко и ненавязчиво проникнуть в их жизнь помогла мне Мринмайи Ранаде. Она работала переводчиком первые полгода. Мое близкое знакомство с жителями Аннавади и их знакомство со мной не состоялось бы, если бы этому не способствовали тонкий ум, внимательный слух и душевное тепло, присущие этой женщине. Студентка Кавита Мишра несколько месяцев успешно переводила для меня на встречах и интервью. А с апреля в 2008-м к проекту подключилась Уннати Трипатхи, талантливая молодая женщина, излучающая социологию в Мумбайском университете. Она была моим переводчиком до самого окончания сбора материала. По мнению скептически настроенной Уннати, человек с Запада вряд ли может адекватно описать жизнь местных трущоб. Однако она привязалась к обитателям Аннавади, полюбила их, а потому помогла мне совершить невозможное. Вскоре она стала для меня верным и незаменимым помощником, партнером в исследованиях, ценным собеседником и критиком. Очень многие мысли и идеи, вошедшие в книгу, родились в ее голове. Три года мы проводили целые дни в кишащих крысами мусорных сараях Аннавади, вместе с ворами совершали ночные вылазки к сверкающим новым терминалам аэропорта. Конечно, нам не было ясно, поможет ли все это найти ответ на вопрос, какие возможности открываются перед обездоленными людьми в полном контрастов и неравенства глобализованном мире. С уверенностью можно сказать только одно: может быть, поможет.

Почти все события, описанные в книге, происходили у меня на глазах. Правду о том, что мне не довелось увидеть, я старалась узнать в ходе подробнейших интервью сразу после того или иного происшествия или изучая документы. Это касалось, к примеру, самосожжения Фатимы Шейх и того, что случилось сразу после него. Я выслушала показания 168 человек, с некоторыми говорила по нескольку раз, а также читала полицейские протоколы, записи, сделанные в больнице, в морге, стенограммы суда.

Собирая и обрабатывая противоречивую информацию, касающуюся этой трагедии и других эпизодов книги, я поняла, что самыми надежными свидетелями являются дети. Они не оглядываются на политические, финансовые и религиозные раздоры взрослых. Им все равно, что о них подумают, если они расскажут правду. Скажем, дочери Фатимы, присутствовавшие при ссоре соседей и самосожжении их матери, твердо стояли на том, что Абдул Хусейн непричастен к этой драме. То же самое сказали и другие дети Аннавади, чьим зорким глазам и острому уму я со временем привыкла доверять.

Для меня являлось принципиально важным лично быть очевидцем происходивших событий или оперативно собрать свидетельства сразу после них. Дело в том, что позже некоторые жители Аннавади меняли свои показания из страха перед властями. (Их опасения были вполне обоснованными: иногда полицейские из участка Сахар приходили с угрозами к тем, кто отважился поговорить со мной.) Некоторые рассказы менялись по другим, психологическим причинам: человек пытался представить свое участие в происшествии в другом свете, чтобы уверить самого себя, что он вел себя правильно и ответственно.

Многие отказывались вспоминать трудности и несчастья, считая, что это ни к чему и даже может неблагоприятно повлиять на их будущее. Думаю, Абдул выразил не только свое мнение, но и взгляд многих его соседей, когда как-то раз возмутился:

– Кэтрин, ты что, слабоумная? Я уже три раза тебе это рассказывал, и у тебя все это в компьютере. Я забыл подробности и не хочу их вспоминать. Пожалуйста, не спрашивай меня об этом снова!

И все же с ноября 2007 года по март 2011-го он и другие обитатели трущобного квартала активно помогали мне составить достоверную картину их жизни и представить те компромиссы, на которые им приходится идти. Они согласились на это, хотя и понимали, что я покажу не только сильные, но и слабые их стороны. Все прекрасно осознавали, что в моей будущей книге им может не все понравиться и не со всем они согласятся.

Я уверена, что дело тут не в их личных симпатиях ко мне. Когда я не касалась их болезненных воспоминаний, они относились ко мне совсем неплохо. Я же ими просто восхищалась. Однако они терпели меня прежде всего потому, что, как и я, хотели, чтобы в любимой ими, на глазах меняющейся стране торжествовала справедливость. Манджу Вагхекар, к примеру, откровенно рассказывала мне о коррупции, лелея надежду, пусть и слабую, что это как-то повлияет на порочную систему и дети получат реальную возможность учиться. Такой поступок можно считать по-настоящему мужественным, учитывая уязвимость положения девушки в этом пока что несправедливом обществе.

Аннавади не может считаться символом всей Индии, большой и многогранной страны. Приведенные в книге примеры не претендуют на то, чтобы послужить универсальными моделями существования за чертой бедности. Перспективы у трущобных жителей в различных странах в двадцать первом веке не вполне одинаковы. Везде есть свои нюансы, и их ни в коем случае нельзя списывать со счетов. И все же, размышляя об Аннавади, я поражаюсь неким общим симптомам, которые мне довелось видеть в беднейших сообществах разных городов мира.