Тарас Прохасько - НепрОстые (сборник)

магнитные пластины. Трижды в день я натирал его гадючьим ядом. Потом долго нюхал свои пальцы, едва удерживаясь от соблазна попробовать их полизать. Все домашние сосредоточивались в одной из комнат, там, где можно было сильнее всего натопить печь, там, где меньше всего тепла выдувал ветер. А с братом Юрой мы придумали новое развлечение – бокс лежа. Я делал записи в дневнике деда Михася, каждое воскресенье мы все пили на завтрак какао. Сразу

после нового года начали показывать французский сериал «Графиня де Монсоро». Именно он помогал нам с Юрой как-то переживать занятия в музыкальной школе. Все учительницы прониклись сериалом. Мы же к тому времени прочитали весь многотомник Дюма и могли рассказать многое, что не попало в экранизацию, – сериалы тогда были сокращенными версиями романов. Так за одну неделю из отстающих учеников класса фортепиано мы

превратились в эрудированных и элегантных братьев – рассказчиков светских историй. Уроки в музыкальной школе нам всегда назначали на самые поздние часы, потому что мы жили напротив. Когда-то в том доме была резиденция одного из станиславских раввинов. Крыша была сконструирована так, что ее можно было раздвигать. Таким образом не нужно было выходить из особняка в те праздничные дни, когда требовалось трапезничать под открытым небом. А наша крыша в

Делятине просто протекала. В период дождей на чердаке стояли в сложнейшем порядке десятки тазов, мисок, жестянок из-под краски и консервов – в зависимости от величины щели. Несколько раз в день мы обходили все эти посудины, сливая дождевую воду в ведро. Дождливым был обычно какой-то целый месяц лета. Иногда говорили, что прорвало тучу. Тогда по каменной дороге текла сплошная река, смывая насыпанный щебень вплоть до старых каменных плит. Вода в колодце не

успевала профильтроваться и пахла размокшей травой. Наша гора становилась недоступной, вода заполняла все подходы. Как только погода налаживалась, мы лезли на крышу и смолили щели. С крыши дома все деревья и кусты выглядели настоящими джунглями. Из засекреченной зоны между ближайшими горами вылетали истребители. Над нашим домом они пролетали еще так низко, что было видно каждую деталь. Поезда, которые что-то возили на зону, выглядели как пассажирские, но все окна были закрыты шторами. В зоне были три зоны. В первой в разных мастерских работали делятинцы с определенным допуском. Вторая была военным городком со своей школой, магазинами, улицами и высокими домами. Мама работала в областной детской больнице и знала, что дети из зоны поступают с адреса Ивано-Франковск, 17, улица Авиационная. Сельские дети рассказывали всякие воображаемые чудеса – что там есть трамвай,

бассейн, зоопарк и цирк. Третья зона была самая секретная. Собственно оттуда отстреливались истребители и туда заезжали поезда без маркировки. Ходили слухи, что там добывают уран. Только позже выяснилось, что в зоне была одна из станций стратегических ракет. Колючая проволока охватывала еще и большой участок леса вокруг зоны. Мы пролезали сквозь проволоку и собирали грибы. Иногда нужно было прятаться от патруля, который обходил ограждения. Однажды мы пошли по грибы, как

всегда, рано. Обычно возвращались через несколько часов, а тогда слишком далеко зашли и хотели пойти еще дальше. Под вечер над нами начал летать военный вертолет. Мы увлеченно играли в наших партизан, за которыми охотится авиация. Каждый раз, когда вертолет снижался и заходил на ближний круг, мы маскировались в можжевельнике, потом перебегали по склону дальше и снова вынуждены были прятаться. Пришли домой поздно вечером и узнали, что вертолет действительно искал нас – перепуганная родня

обратилась к военным, что дети не возвращаются из лесу. Сразу за нашим домом начинались горганские леса. Можно было, не выходя к поселениям, дойти до самого Закарпатья. Через много лет я работал в институте горного лесоводства и часто бывал на закарпатской стороне. В паре с лаборантом мы ездили в долгие командировки, высчитывая формулу состава разных лесных участков. У нас был уже настолько наметан глаз, что даже из автобуса мы не могли

нейтрально смотреть на придорожные леса – шесть бук два пихта один ель один ольха. Мы ночевали в разных лесничествах. Обычно в комнатах для гостей. В некоторых местностях это были настоящие роскошные притоны для номенклатуры. Увешанные кожами комнаты пахли чистым деревом и борделем. Лесники кормили нас мясом, грибами, вареной картошкой, сыром и поили самогоном. В Довгом мы пошли вечером пить чешское пиво. Оказалось, что спокойно попить

тут очень трудно. К нам сразу подходили разные цыганки и просили несколько глотков пива, они садились рядом и тянулись к кружке. В Черновцах мы целую неделю выписывали данные про столетние насаждения из специальных книг в управлении лесов. Ни в одном баре, ни в одном кафе, ни в одном ресторане не было никакого кофе, кроме растворимого. По вечерам мы пили в первом ночном баре. Были в кирзовых ботинках, брезентовых куртках и свитерах, на поясе

телепались охотничьи ножи, у нас было много сигарет, потому что мы собирались на ту неделю в горы, а не в Черновцы, но по горам прошел буран, и нам дали другое задание. У нас даже не было паспортов, и нас не приняли в гостинице. Мы поехали в университетские общежития, записались на прием к врачу, все ему рассказали и получили комнату в студенческом санатории-профилактории на последнем этаже какого-то общежития. В ночном баре мы были

единственными, кто громко говорил по-украински и не носил белых носков. Нас пригласили к столу Князя. Князь подумал, что мы какие-то очень серьезные люди из Львова, поскольку только там нормальные бандиты позволяют себе не стесняться украинского. Нас обоих звали Тарасами, и Князь считал, что это обращение, вроде как «брат». Закончилось тем, что мы захотели посмотреть на ночной город. Князь один, без своих людей, должен был провести нам краткую экскурсию. В каком-то особенно

красивом дворике эпохи модерна он попросил разрешения перейти на украинский. Чтобы что-нибудь себе сварить, мы спускались на нижние этажи общежития в общую кухню. Мы ходили по комнатам в поисках сковороды, пустой сковороды. А перепуганные студенты убеждали взять все, что они только что на сковородах поджарили или потушили. Мы отказывались, и тогда нас звали к общему ужину. Наша лаборатория изучала естественное

лесовосстановление. Лучшее естественное лесовосстановление было в Берегомете. В институте мы проработали год, хорошо поездив по карпатским городкам и лесам, в которых никогда больше не довелось побывать, изучив параллельный мир целой сети лесничеств и затвердив основы лесоводства. Но сложилось так, что позже нас неожиданно сводило снова и снова в совсем других сферах – производстве и продаже шипучих вин, представительстве