Йенс Лапидус - Стокгольмское дело

– Единственное, что может меня спасти, – найти того снюта, который приезжал в усадьбу. Если это вообще был снют. Иначе мне кранты.

Деян внимательно посмотрел на него и прикрыл глаза.

– Иначе тебе кранты, – как эхо, повторил он.

На следующий день Тедди пришел в ту самую автомастерскую, где он был с Деяном несколько месяцев назад. Та же вывеска: « Карваш, рекондиция – Сити и южные районы ». Тот же запах: моющие средства и выхлопные газы.

У него созрел план: настолько же простой, насколько безумный.

Тот же самый араб, хотя Тедди узнал его с трудом. У Абдель-Кадира, которому он мысленно присвоил кличку «Бородач», бороды уже не было. Побрился и постригся наголо.

Интересно, продолжает ли он заниматься другой, побочной деятельностью? А так – все то же: бетонный пол в черных масляных пятнах, те же плакаты на стенах. Продукты по уходу за машинами, оборудование, разные типы воска и полиролей.

Абдель двинулся навстречу. Руки черные от грязной смазки, рукава закатаны. Оказывается, у него заячья губа – скрывалась под усами.

– Чем могу помочь, маэстро?

Белой шапочки на нем на этот раз нет, зато видны богато татуированные руки. Что это – дань моде? Или какой-то имеющий глубокий смысл знак принадлежности к тайному ордену? Арабская вязь, непонятные символы, даже череп.

И среди всего этого, совершенно неожиданно, каллиграфическая надпись по-шведски:

Мама старалась .

– Мы встречались типа полгода назад, я приходил с сербияном , как ты его назвал.

Физиономия еще более амимичная, чем была у Тедди после операции. Скорее всего, не узнал – это хорошо. А может, притворяется.

– Не помню. Не знаю, о чем ты.

– Ну как же… он хотел купить у тебя производство. Ты, вроде, собирался уезжать.

Абдель-Кадир, сбрив бороду, очень помолодел. Густой, глубокий бас совершенно не подходил к его почти мальчишеской физиономии.

– А-а-а… Деянчик-Сербиянчик… как же, помню. Теперь знаю, о ком ты. Но я никуда не собираюсь. Завязал с тем дерьмом.

– А производство? Продал?

Тедди не мог отвести глаз от уродливой верхней губы.

– Ну нет, производство дышит. Это дерьмо , в отличие от того дерьма, живет и дышит.

Тедди вздохнул с облегчением.

– Хорошо. Потому что мне нужно кое-что необычное. Мне нужно полицейское удостоверение.

На следующий день Луке скопировал номер отдела полиции в Северной Швеции и позвонил с этого номера в полицейское управление – попросил принять сотрудника с таким-то и таким-то делом. Якобы это посещение входит в большое расследование, и боковые ветви этого большого расследования – «прямо или опосредованно», сказал Луке, «мы еще не знаем» – короче, эти боковые ветви связаны со Стокгольмом. Он сыпал именами полицейских чинов, хотя необходимости не было: поскольку звонили из отдела полиции, никаких подозрений не возникло.

И теперь Тедди стоял перед зданием главного управления полиции на Кунгсхольмене. Козырек на крыше защищает от солнца. Сюда приходила Катя с Эмили на свой первый и единственный допрос.

Он собрался с духом, толкнул стеклянную дверь и оказался в приемной. Здесь было полно народу – и ни одного полицейского. Хорошо одетые мужчины и женщины. Стоят группками и о чем-то беседуют. Наверное, судейские – адвокаты, прокуроры, секретари… ждут, пока их пригласят на допрос или на заседание. Появлялись и другие: в джинсах, бейсболках, кроссовках или тяжелых армейских бутсах. Эти-то наверняка снюты. Можно биться об заклад: снюты.

Тедди подошел к окну приемной. Вахтер посмотрел на него усталым и безразличным взглядом. Бедняга… каково это – мечтать стать настоящим полицейским, а вместо этого сидеть с утра до ночи за стеклянной перегородкой.

Протянул поддельное удостоверение:

– Мне назначено.

Сердце бьется, как пойманная птица. Он объявлен в государственный розыск – и на тебе: сам заявился в пасть льва, в место, где кишмя кишат снюты. Здесь, наверное, больше полицейских, чем во всей стране.

Он прошел через второй турникет – но только после того, как вахтер нажал кнопку.

Теперь он и в самом деле в пасти льва. Что за идиотская затея…

Пощупал в кармане флэшку, которую ему дал Луке.

Вот здесь и в самом деле полиция. Пожилые дядюшки в клетчатых рубашках. Следователи. Кто-то из них, возможно, расследовал похищение Матса Эмануельссона десять лет назад. Накачанные девицы – тайтсы, футболки со спортивными принтами, конские хвостики. Какие-то среднего возраста бородатые типы с татуировками.

Тедди так далеко не заглядывал, но сейчас ему впервые стало по-настоящему не по себе.

Я в стане противника. Парашютист, сброшенный на вражеской территории .

Ничего нет проще, сказал Луке. Любой пустой кабинет с компьютером. Сунешь флэшку в порт – дальше мое дело. «Дистанционная работа – сейчас многие так работают, – он улыбнулся и подмигнул. – Крепись, деточка».

Тедди старался не останавливаться. Шел ровным шагом. Целеустремленно, будто точно знал, куда ему надо. Поток снютов не иссякал.

Он мог представить, как себя чувствует акула в стае маленьких рыбешек, но никогда не задумывался: а как себя чувствует маленькая рыбешка в стае акул?

Тедди дошел до эскалаторов и спустился на нижний этаж в новой пристройке – он даже не ожидал, что комплекс такой огромный.

Высоченный потолок – не меньше десяти метров. Выставка старых полицейских мотоциклов. Динозавры. Налево – огромная столовая для персонала. Самое меньшее сто снютов жуют, пьют кофе и обсуждают свои снютовские делишки. Направо – три дорогих стола для настольного тенниса. Все заняты – играют азартно, со смехом и криками.

Тедди вдруг охватило желание встать к столу и высадить их всех – если долго сидишь в тюрьме, невольно станешь чемпионом по настольному теннису, даже если не хочешь.

Дальше – внутренний дворик. Женщина в полицейской форме придержала для него дверь, кивнула и любезно улыбнулась. Во дворе еще больше людей, чем в столовой: как не попользоваться на редкость чудесной погодой. Все с кофейными кружками в руках.

Тедди вспоминал полицейских, с которыми ему пришлось иметь дело. Те, кто его брал после похищения Матса, кто эскортировал в суд, все сотрудники уголовной полиции, особенно те, кто занимался гангстерскими группами, – он их знал наперечет: они липли к нему, как пиявки, еще за несколько лет до посадки. Он подумал, что среди людей, которых он встречал в жизни, больше всего представителей именно этой профессии. Если не больше, то никак не меньше половины.

И зачем он идет на бешеный риск? Мало ли что: вдруг кто-то его опознает, несмотря на пластическую операцию? Зачем ему это надо?

Ответ прост. Если он не докажет свою невиновность, ему грозит пожизненное заключение за убийство. А доказательство прячется где-то здесь, в полицейской компьютерной сети.