Кен Фоллетт - Игольное ушко

После чего задержанный тут же признался: он мошенник – и дал адреса девятнадцати пожилых дам, у которых обманом выманил драгоценности только за последние три недели. Годлиман передал его в руки полиции. Он не чувствовал никаких обязательств по отношению к профессиональному лжецу.

Последний из подозреваемых на допросе у Годлимана тоже раскололся. Его секрет заключался в том, что он вовсе не являлся холостяком, то есть совсем им не был. Одна из его жен жила в Брайтоне. Остальные – в Солихалле, Бирмингеме, а также в Колчестере, Ньюбери и Экзетере. Все шесть прибыли в тот же день со свидетельствами о браке на руках. Многоженца тоже отправили в камеру дожидаться суда.

Пока шла охота, Годлиман спал в своем кабинете.

Бристоль. Вокзал Темпл-Мидз:

– Доброе утро, мисс! Не соизволите ли взглянуть на это?

– Эй, девчонки! Все сюда! Этот «бобби» хочет показать фотки из своего семейного альбома.

– Хорош здесь дурочку валять! Просто скажи, видела его или нет?

– Ух ты, какой красавчик! Жаль, но мне он не попадался.

– Ты бы ни о чем не жалела, если бы знала, что он натворил. Не могли бы вы все посмотреть на фото, пожалуйста?

– Никогда его не видела.

– Я тоже.

– Не-а.

– Когда поймаете, спросите, не желает ли он познакомиться с бойкой девицей из Бристоля, лады?

– Ну, знаете, девушки! Просто слов нет… Если вам выдали пару штанов и поручили работу носильщиков, это еще не значит, что надо вести себя как последние мужланы…

На пароме в порту Вулиджа:

– Мерзкий выдался денек, констебль.

– Добрый день, капитан. Должно быть, в открытом море еще хуже.

– Могу чем-то помочь, или вам просто нужно на тот берег реки?

– Я бы хотел, чтобы вы взглянули вот на это лицо, капитан.

– Постойте, только очки надену. И не пугайтесь. У меня достаточно хорошее зрение, чтобы управлять судном. Очки держу для чтения. Так, и кто тут у нас?

– Не узнаете?

– Прошу прощения, констебль. Не припоминаю.

– Что ж, дайте мне знать, если вдруг увидите его.

– Само собой.

– Доброго пути!

– Черта с два он будет добрым!

Дом номер 35 на Лик-стрит в Лондоне:

– Сержант Райли! Какой приятный сюрприз!

– Оставь свои любезности, Мейбл. Кто у тебя здесь сегодня?

– Только самые респектабельные гости, сержант. Мы же не первый день знакомы.

– То-то и оно, что я знаю тебя как облупленную. Потому и пришел. Из твоих уважаемых гостей никто, случайно, не находится в длительном отпуске?

– С каких пор ты начал ловить отпускников? Вербуешь в армию?

– Нет, Мейбл, я просто кое-кого ищу, и если он у тебя, то скорее всего заявил, будто находится в отпуске.

– Послушай, Джек! Тебе будет достаточно моего слова, что здесь нет незнакомых мне людей? Оставишь ты тогда меня в покое?

– С чего бы мне тебе верить?

– Вспомни 1936-й.

– Ты тогда была покрасивше, Мейбл.

– Да и ты подурнел с тех пор, Джек.

– Твоя взяла… Но все же взгляни на это. Если парень объявится у тебя, дай мне знать, хорошо?

– Заметано.

– И не тяни с этим, поняла?

– Поняла, не тупая!

– Мейбл… Он заколол ножом женщину как раз твоих лет. Так что лучше без шуток.

Кафе «У Билла» на трассе А30 в районе Бэгшота:

– Чашку чаю, Билл, будь любезен. Два сахара.

– Привет, констебль Пирсон. Отвратная погода, а?

– А что там у тебя на блюде, Билли? Галька из Портсмута?

– Это булочки с маслом, как тебе прекрасно известно.

– Ого! Тогда дай мне пару. Спасибо… А теперь всем внимание, парни! Тот, кто хочет, чтобы его грузовик обшарили до последнего винтика, может сразу уходить… Так-то лучше! Взгляните-ка на эту фотографию, пожалуйста.

– За что вы хотите повязать его, констебль? За езду на велосипеде без фары?

– Оставь свое зубоскальство, Гарри. Пусти снимок по кругу. Никто, случайно, не подвозил этого типа?

– Нет.

– Только не я.

– Извините, начальник.

– Никогда в жизни не видел.

– Спасибо, парни. Если заметите его, свяжитесь со мной. Чао!

– Констебль?

– Чего тебе, Билл?

– А за булочки кто расплатится?

Станция обслуживания автомобилей Сметуикса в Карлайле:

– Доброе утро, миссис. Как только освободитесь…

– Дайте мне минутку, командир. Я только закончу с этим джентльменом. С вас двенадцать монет и шесть пенсов, сэр. Спасибо. Счастливого пути!

– Как идут дела?

– Как всегда, дерьмово. Чем могу помочь?

– Мы можем ненадолго зайти к вам в конторку?

– Конечно, проходите… Так в чем дело?

– Посмотрите на это фото и скажите: не заправлялся ли у вас недавно этот человек?

– Не вопрос. Сейчас у нас заправляются так редко… О! Знаете, что я вам скажу? По-моему, я заливала ему бензин.

– Когда?

– Позавчера утром.

– Уверены?

– Дайте-ка еще раз взглянуть… На снимке он моложе, но это точно он, зуб даю.

– На чем он приехал?

– На серой такой машине. Я не больно-то разбираюсь в моделях. Здесь вообще-то хозяин мой муж, но его забрали на флот.

– Но описать-то автомобиль вы можете?

– На вид уже старый. С тряпичным верхом, который поднимается. Двухместный. Должно быть, спортивный. У него еще запасная канистра была у крыла. Ее я тоже заполнила.

– Помните, во что он был одет?

– Сразу не скажу… Кажется, в рабочий комбинезон.

– Высокий?

– Да. Повыше вас будет.

– У вас есть телефон?..

Уильяму Дункану было двадцать пять лет. При росте пять футов десять дюймов он весил всего сто пятьдесят фунтов, обладая при этом отменным здоровьем, чему, разумеется, способствовали жизнь на свежем воздухе и отсутствие всякого интереса к табаку, спиртному, ночным развлечениям и прочим порокам. И при таких-то данных его все же не взяли в армию.

До восьмилетнего возраста он рос обычным, разве что немного заторможенным, ребенком, а потом его мозг окончательно утратил способность к дальнейшему развитию. Причем он не перенес никаких травм – ни душевных, ни физических, – которыми можно было бы объяснить столь внезапное отклонение от нормы. И вообще потребовались годы, чтобы окружающие начали замечать его ненормальность, поскольку в десять лет он казался лишь слегка отсталым, в двенадцать – туговато соображающим, но к пятнадцати годам все стало очевидно и в восемнадцать за ним уже закрепилась кличка Дурачок Уил.

Оба его родителя принадлежали к малоизвестной секте христиан-фундаменталистов, членам которой разрешалось жениться только на себе подобных (что могло послужить причиной слабоумия мальчика, но кто знает?). Они, конечно же, молились за него, но все же показывали специалисту в Стирлинге. Доктор, уже очень пожилой человек, провел несколько тестов, а потом, глядя на родителей Уильяма поверх своих полукруглых очков в золотой оправе, вынес вердикт, гласивший: их ребенок остановился в умственном развитии на восьмилетнем уровне и уже никогда не станет умнее. Они продолжали молиться за него, однако в глубине души подозревали, что Господь послал им такого сына как испытание крепости их веры, что слабоумие есть благословение Божье, и, в конце концов, придет день, когда Спаситель явится ему в ослепительном блеске и исцелит от недуга. Парню между тем нужна была работа.