Кен Фоллетт - Игольное ушко

Впрочем, времени для того, чтобы у нее выработалась привычка, почти не оставалось. Ведь пройдет чуть больше суток, и он покинет остров.

Она пошевелилась, и он немедленно скатился в сторону, устроившись на спине рядом. Она приподняла голову и, опершись на согнутую в локте руку, оглядела его нагое тело. Да, на нем отчетливо виднелись шрамы: длинный на груди и маленький, в форме звездочки, похожий на ожог, на бедре. Она погладила его грудь ладонью.

– Это совсем не пристало настоящей леди, – сказала она, – но мне хочется поблагодарить тебя.

Он с улыбкой протянул руку и погладил ее по щеке.

– Ты настоящая леди.

– Но ты, должно быть, сам не представляешь, что сделал. Ты…

Он приложил палец к ее губам.

– Я отлично знаю, что сделал.

Она чуть прикусила его палец, а потом положила его руку себе на грудь. Он потрогал ее сосок.

– Тогда, пожалуйста, сделай это еще раз, – попросила она.

– Не думаю, что у меня остались силы, – ответил Фабер.

Но он тем не менее это сделал.

Она ушла от него через пару часов после того, как начало светать. Из второй спальни донесся едва уловимый шум, и она сразу вспомнила – рядом спят ее муж и сын. Фабер хотел сказать ей, что это не имеет никакого значения: ни у него, ни у нее нет ни малейшей причины волноваться, узнает ли об этом ее супруг и как будет реагировать, – но решил придержать язык и позволить ей уйти. Прежде чем подняться, оправить на себе ночную рубашку и выйти, она в последний раз крепко поцеловала его в губы.

Фабер посмотрел ей вслед почти с нежностью. «Она – это нечто особенное, – подумал он, лежа на постели и глядя в потолок. – Очень наивна, совершенно неопытна, но, несмотря на это, необычайно хороша. В такую я, пожалуй, мог бы и влюбиться».

Поднявшись, он первым делом достал пленку и стилет из-под кровати. Возник вопрос, стоит ли ему держать их при себе? Вдруг днем представится случай снова заняться с ней любовью? Сначала он решил оставить оружие – без него он чувствовал себя голым и беззащитным, – а негативы припрятать. Он положил контейнер в верхний ящик комода, прикрыв сверху своими документами и бумажником. При этом ему было ясно: он действует против правил, но теперь, когда последнее задание приближалось к концу, не грех позволить себе насладиться близостью с женщиной. Кроме того, едва ли стоило опасаться, что Люси или ее муж найдут пленку. Предположим, они даже сумеют понять суть (это само по себе маловероятно), но и тогда ничего не смогут предпринять.

Он улегся на кровать, но сразу же вскочил. Годы секретной работы просто не позволяли так рисковать. Он положил пленку в карман куртки. И только после этого почувствовал, что может расслабиться.

Донесся голос ребенка, потом шаги Люси вниз по лестнице, потом кряхтение Дэвида, забиравшегося в ванную. Ему придется тоже встать и позавтракать со всей семьей. Это не представляло проблемы. Да и спать ему больше не хотелось.

Он некоторое время простоял у мокрого окна, наблюдая за буйством стихии, пока не услышал, что ванная освободилась. Натянув верх от пижамы, он отправился туда, чтобы побриться. Лезвием Дэвида он воспользовался без разрешения.

Эрвин Роммель с самого начала знал, что непременно рассорится с Гейнцем Гудерианом.

Генерал Гудериан воплощал собой тот тип прусского офицера-аристократа, который Роммель искренне ненавидел. Знакомы они были достаточно давно. Оба в свое время командовали госларским батальоном горных стрелков, и однажды их пути пересеклись во время нападения на Польшу. Покидая Африку, Роммель рекомендовал Гудериана в свои преемники, зная, что битва там уже фактически проиграна, но хитрый маневр не удался, поскольку как раз в то время Гудериан впал в немилость к Гитлеру и никакие рекомендации не помогли бы назначению.

Как полагал Роммель, генерал являлся одним из тех чистоплюев, которые стелили себе на колени носовые платки, чтобы не посадить пятно на безупречно отглаженные брюки, сидя за кружкой пива в мужском клубе. Он стал офицером только потому, что офицерские погоны носил его отец, а дед был просто богат. Роммель – сын школьного учителя, проделавший путь от подполковника до фельдмаршала всего за четыре года, – ненавидел касту профессиональных военных, к которой никогда по-настоящему не принадлежал.

И теперь он пристально смотрел через стол на генерала, который потягивал коньяк, конфискованный у французской ветви Ротшильдов. Гудериан, а также его помощник и подпевала генерал фон Гейр, прибыли в штаб Роммеля в Ла-Рош-Гюйоне на севере Франции, чтобы объяснить, как ему следует дислоцировать свои войска. Реакция Роммеля на такие визиты колебалась между плохо сдержанным нетерпением и откровенной злостью. По его мнению, задача Генерального штаба заключалась лишь в том, чтобы своевременно снабжать его разведывательной информацией и боеприпасами, а по своему африканскому опыту он знал, что они никогда не справлялись ни с тем ни с другим.

Гудериан носил узкие светлые усики, а в уголках его глаз скопилось столько морщинок, что казалось, будто он постоянно над тобой насмехается. Кроме того, он был рослым привлекательным мужчиной, что тоже не давало причин к сближению между ним и приземистым некрасивым лысеющим стариком, каковым уже числил себя Роммель. Вел он себя раскованно и расслабленно, а любой немецкий генерал, который позволял себе подобную небрежность на этой стадии войны, был в глазах Роммеля несомненным дураком. И генералу не мог служить оправданием даже славный ужин, с которым они только что покончили, состоявший из нежнейшей местной телятины и вина с юга страны.

Роммель смотрел в окно на капли дождя, стекавшие с ветвей лип во дворе, дожидаясь, чтобы Гудериан перешел к сути дела. Когда же тот наконец заговорил, стало очевидно: он долго обдумывал, как лучше донести до собеседника свою точку зрения, и решил пойти окольным путем.

– В Турции, – начал он, – британские Девятая и Десятая армии совместно с турецкими войсками группируются на границе с Грецией. В Югославии постоянно увеличивается численность партизан. Французы готовят высадку из Алжира на Ривьеру. У русских появился масштабный план вторжения в Швецию. В Италии перед союзниками практически открыта дорога на Рим. Поступает и менее значительная, но тревожная информация: один из наших генералов похищен на Крите; в Лионе убит офицер разведки; на Родосе совершено нападение на радарную установку; в Афинах добавили в смазочные материалы абразивной крошки и вывели из строя несколько авиационных двигателей; американские коммандос совершили налет на Сагваг в Норвегии; в Булонь-сюр-Мер произошел взрыв на кислородной фабрике; в Арденнах пустили под откос железнодорожный состав; подожгли нефтехранилище в Буссене… И этот список я мог бы продолжить, но картина и так ясна: на занятых нами территориях ширится сопротивление и диверсионная работа, и повсеместно на наших границах мы наблюдаем приготовления к нападению. Никто не сомневается: этим летом союзники перейдут в крупномасштабное наступление, – но можно быть уверенным в том, что вся эта суета призвана только сбить нас с толку относительно направления их главного удара.