Кен Фоллетт - Игольное ушко

Генерал взял паузу. Эта лекция, прочитанная менторским тоном, выводила Роммеля из себя, и он не преминул прервать ее.

– Для того у нас и существует Генштаб, чтобы обрабатывать всю поступающую информацию, давать оценку действиям противника и предсказывать его дальнейшие планы, – ядовито заметил он.

Генерал снисходительно усмехнулся.

– Но мы должны также понимать всю ограниченность возможностей такого гадания на кофейной гуще. Уверен: у вас есть свои соображения относительно того, где произойдет основное вторжение. Они есть у каждого из нас. И при этом, вырабатывая свою стратегию, нам постоянно следует иметь в виду, что наши предположения могут оказаться ошибочными.

Роммель уже прекрасно понял, к чему клонит генерал, и ему пришлось подавить в себе порыв громко заявить о своем несогласии еще до того, как будет сделан вывод из сказанного.

– Под вашим командованием четыре танковых дивизии, – продолжал Гудериан. – Вторая в Амьене, Сто шестнадцатая в Руане, Двадцать первая в Каене и Вторая бронетанковая дивизия СС в Тулузе. Генерал Гейр уже передал вам предложение о необходимости сконцентрировать все в одном месте на некотором удалении от побережья для отражения удара в любой возможной точке. Именно такая стратегия избрана в качестве основной нашим Верховным главнокомандованием. Но вы тем не менее не только проигнорировали инструкции фон Гейра, но и выдвинули Двадцать первую дивизию непосредственно к Атлантическому побережью…

– И остальные три следует как можно скорее передислоцировать туда же, – не сдержался Роммель. – Когда вы там у себя в Генштабе хоть что-то начнете понимать? Союзники полностью контролируют воздушное пространство. И как только начнется вторжение, любая переброска бронетехники станет невозможной. Мобильность будет полностью потеряна. И если ваши драгоценные танки будут торчать в Париже, когда произойдет высадка десанта противника, они в Париже и останутся, прижатые к земле союзнической авиацией, дожидаясь парада их войск на бульваре Сен-Мишель. Уж я-то знаю. Испытал это на собственной шкуре. Причем дважды.

Он тоже сделал паузу, но лишь для того, чтобы перевести дух.

– Сгруппировать наши танковые силы как мобильный резерв – это значит сделать их совершенно бесполезными. Никакой контратаки не последует. Вторжение нужно отражать прямо на побережье, где десант наиболее уязвим, и сбросить их обратно в море.

Краска гнева уже слегка отлила от его лица, когда он начал объяснять свою собственную оборонительную стратегию.

– Я распорядился строить подводные препятствия для высадки, укрепил Атлантический вал [21], устроил систему минных полей, установил заграждения на каждом лугу, на котором могла бы у нас в тылу совершить посадку вражеская авиация. Каждый мой солдат, если не отрабатывает боевые приемы, занят сейчас на строительстве оборонительных объектов. Все мои танковые дивизии должны быть переброшены на побережье Атлантики, во Францию следует немедленно перевести весь резерв главного командования. Девятую и Десятую дивизии СС необходимо снять с Восточного фронта. У нас теперь есть только одна стратегическая задача – не позволить союзникам создать себе плацдарм на побережье Франции, так как, если им удастся это сделать, битва будет проиграна… А возможно, и война в целом.

Гудериан наклонился вперед, прищурив глаза в своей типичной раздражающей манере:

– Так вам бы хотелось, чтобы мы организовали оборону всего побережья Европы от Тромсе в Норвегии и вдоль Иберийского полуострова до самого Рима? Где же нам взять столько армий?

– Об этом надо было думать еще в тридцать восьмом, – пробормотал Роммель.

После этой реплики в комнате воцарилось неловкое молчание. Она оказалась тем более шокирующей, что исходила от Роммеля, который, как всем было известно, держался в стороне от политики.

Напряжение попытался снять фон Гейр:

– И где же, по вашему мнению, фельдмаршал, будет нанесен главный удар?

Роммель ожидал этого вопроса.

– До недавнего времени я был сторонником версии Па-де-Кале. Однако при последней встрече с фюрером на меня произвела глубокое впечатление его аргументация в пользу варианта с Нормандией. Но более всего меня поражает интуиция, которая никогда еще его не подводила. Именно поэтому я считаю теперь, что наши основные бронетанковые силы следует сосредоточить главным образом вдоль побережья Нормандии и только одну дивизию оставить в устье Соммы, но сформировать ее не за счет сил, которыми командую я.

Гудериан покачал головой.

– Нет, нет и еще раз нет! Это слишком рискованно.

– Я готов перенести наш спор в ставку Гитлера, – пригрозил Роммель.

– Что ж, поступайте как знаете, – сказал Гудериан, – потому что я не соглашусь с вашим планом, если только…

– «Если только» что? – Роммеля удивила сама возможность перемены точки зрения Гудериана.

Генерал заерзал в кресле, не слишком готовый хоть в чем-то уступить своему упрямому антагонисту.

– Как вам, вероятно, известно, фюрер дожидается информации от одного нашего чрезвычайно опытного агента в Англии.

– Да, помню, – кивнул Роммель. – Его оперативный псевдоним Die Nadel.

– Совершенно верно. Ему было поручено оценить мощь первой группы армий США, сконцентрированной в Восточной Англии под командованием генерала Паттона. Если он выяснит, что это действительно огромная сила, готовая выступить в любой момент, я останусь противником ваших идей. Однако в том случае, если будет установлено, что эта группа армий – блеф врага, призванный отвлечь нас от его реальных планов, мне придется признать вашу правоту, и тогда вы получите все танки, какие только пожелаете. Вас устроит подобный компромисс?

Роммель наклонил свою крупную голову в знак согласия.

– Что ж, теперь все будет зависеть от сведений, которые доставит Die Nadel.

Люси как-то неожиданно поняла, насколько же мал их коттедж. По мере того как она одну за другой выполняла свои утренние обязанности – растапливала камин, готовила овсянку, наводила порядок, одевала Джо, – стены, казалось, начинали все плотнее сходиться вокруг нее. В конце концов, здесь было всего четыре комнаты, соединенные небольшим холлом с лестницей наверх, и, передвигаясь по дому, его обитатели постоянно натыкались друг на друга. Если встать неподвижно и вслушаться, можно сразу узнать, чем заняты остальные: Генри включил кран в ванной, Дэвид медленно спускался по лестнице, Джо в гостиной за что-то наказывал своего плюшевого медвежонка. Люси же сейчас хотелось какое-то время побыть наедине с собой, чтобы позволить событиям ночи улечься в сознании, убрать их в потаенное место, поскольку только тогда она сможет без видимых усилий вести себя естественно.