Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

– Совершенно с тобой согласен, доказательства всегда кстати, – подхватил Кимптон. – Только вот доказательства чего, дражайшая?

– Того, сколь мало значим мы для мамы.

– Все, кроме него. – Дорро устремила на Скотчера обвиняющий перст. – А ведь он даже не член семьи!

Тут я случайно взглянул на Гатеркола. И едва не упал со стула от того, что увидел. Все его лицо пошло яркими красными пятнами, губы дрожали. Он явно то ли сдерживал гнев, то ли скрывал сильную боль. Никогда в жизни я еще не видел человека, столь близкого к взрыву. Но никто, кроме меня, казалось, ничего не заметил.

– Я уже стара, Джозеф, а ты еще так молод, – сказала леди Плейфорд. – Вряд ли я переживу тебя, да и не собираюсь. А я привыкла всегда получать то, чего хочу. Отсюда и мое решение. Среди докторов широко распространено мнение о том, что жизнь души напрямую связана с жизнью тела, то есть психология влияет на физиологию, – вот я и дала тебе стимул для жизни, да такой, ради которого многие пошли бы на убийство.

– Опять эта психология! – проворчал Кимптон. – Что, хорошее настроение сможет излечить пару ссохшихся, бурых почек? И в нас, докторах, скоро отпадет всякая нужда?

– Ты просто отвратителен, Рэндл! – сказала Дорро. – Что о тебе подумают наши гости?

– А ты, надо полагать, возражаешь против «ссохшихся» и «бурых»? – спросил ее Кимптон. – Тогда, будь так любезна, растолкуй мне, чем именно «ссохшиеся» и «бурые» хуже, чем «гнить в земле»?

– Замолчите! – крикнула Софи Бурлет. – Если б вы только могли себя слышать! Вы просто чудовища, все вы!

– Чудовищна человеческая природа сама по себе, а не ее конкретные представители за этим столом, – сказала леди Плейфорд. – Завтра, Джозеф, ты поедешь со мной к моему доктору. Он лучший из лучших. Если кто и сможет излечить тебя, то только он. Решено! Протесты не принимаются.

– Но от моей болезни нет лекарства. Я обречен. Я же объяснял вам, Эти.

– Не поверю, пока это не подтвердит мой врач. Не все доктора одинаково умны и способны, Джозеф. Эта профессия нередко притягивает к себе тех, кто находит слабость и болезнь привлекательными.

– Я знаю, что надо сделать. – Дорро даже захлопала в ладоши. – Пусть Джозеф напишет завещание и назначит своими наследниками Гарри и Клаудию. Мистер Гатеркол, мистер Рольф, вы ведь поможете нам в этом, не правда ли? Это можно сделать быстро? Не понимаю, почему бы и нет! Ты же не захочешь обворовать нашу семью, верно, Джозеф, – а ведь это будет воровство, если ты позволишь оставить тебе все то, что принадлежит нам по праву, без…

– Довольно, Дорро, – твердо сказала леди Плейфорд. – Джозеф, не обращай внимания. Воровство! Подумать только! Ничего подобного.

– А как же мы с Гарри? Мы будем голодать! Нам негде будет жить! Куда мы с ним денемся? Неужели вы нам совсем ничего не оставили?.. О, не затрудняйтесь с ответом! Вам ведь доставляет удовольствие видеть, как я умоляю и клянчу!

– Какие удивительные вещи ты говоришь, – заметила леди Плейфорд спокойно.

– Это все из-за Николаса! – продолжала обвинять Дорро, вытаращив глаза. – В вашем воображении Джозеф занял его место – ваш дорогой давно умерший мальчик вернулся к жизни! Сходство налицо: оба светловолосые, голубоглазые, оба слабые и больные. Только Николаса не поднимешь из могилы даже этим новым завещанием! Он давно превратился в дохлятину и останется ею навсегда!

За столом тут же прекратилось всякое движение. Несколько секунд спустя леди Плейфорд покинула столовую, плотно прикрыв за собой дверь.

– Что, Дорро, вспомнила о своих нерожденных детях? – нарушил молчание Кимптон. – Повезло им, что они не появились на свет у такой мамаши!

– Верно, – поддержала его Клаудия. – Представляю себе.

– Мистер Гатеркол, мистер Рольф – пойдите за ней, пожалуйста! – Дорро, размахивая руками, указывала на дверь. – Объясните ей!

– Боюсь, что не могу исполнить вашу просьбу, – бесцветным тоном ответил Гатеркол. Внутренний кризис, который он переживал совсем недавно, казалось, миновал бесследно; юрист снова был спокоен и уравновешен. Говоря с Дорро, он не поднимал на нее глаз, точно та была страшным призраком, увидев который однажды он рисковал навсегда лишиться спокойного сна. – Леди Плейфорд вполне ясно высказала свои пожелания по этому поводу, и у меня нет никаких сомнений в том, что она полностью отвечает за свои поступки.

– Мистер Рольф, тогда возьмитесь за дело вы, если мистер Гатеркол настолько щепетилен, что не желает даже попробовать.

– Не надо беспокоить леди Плейфорд сейчас, – вмешался Пуаро. – Ей наверняка захочется побыть одной.

Клаудия расхохоталась:

– Вы только послушайте его! Первый день в доме, а уже так уверенно рассуждает о том, чего хочет и чего не хочет моя мать!

Гарри Плейфорд наклонился к Скотчеру и спросил:

– А ты что думаешь об этом, старина? Чудно как-то, правда?

– Гарри, поверьте, я никогда ни о чем таком не просил, даже не мечтал. Мне совсем не нужно это наследство! Хотя я, конечно, глубоко тронут тем, до какой степени я, оказывается, небезразличен нашей милой Эти, все же я и представить не мог… – Он сморщился и переменил тему. – Просто мне очень хочется понять, что стоит за всем этим. Не могу же я всерьез поверить, будто она решила, что мою болезнь можно излечить.

– Ты говоришь, тебе это не нужно, – так заяви о своих желаниях письменно, на бумаге! – сказала Дорро. – Большего от тебя не требуется! Напиши, что хочешь, чтобы все отошло мне и Гарри, а мы поставим наши подписи как свидетели.

– Тебе и Гарри? – вмешалась Клаудия. – А кто только что распинался насчет того, что Джозеф даже не член семьи?

– Я имела в виду, тебе и Гарри. – Дорро вспыхнула. – Прости. Я сама не знаю, что говорю. Я только хочу, чтобы все стало на свои места!

– Ты говорила о моих желаниях, Дорро, – сказал Скотчер. – А у меня желание одно. Софи… Я охотно опустился бы пред тобою на колени, если б мог, но после этих треволнений мне особенно худо. Софи, окажи мне честь, согласись обвенчаться со мной так скоро, как только это можно будет устроить. Вот единственное мое желание.

– О! – воскликнула Софи и даже отшатнулась от неожиданности. – О, Джозеф! Ты уверен, что вправду этого хочешь? Ты только что пережил сильное потрясение. Может быть, тебе следует подождать…

– Никогда в жизни я еще не был так уверен в том, что делаю, моя дражайшая.

– Это я так называю Клаудию, – буркнул Кимптон. – Будь добр, Скотчер, придумай что-нибудь оригинальное.

– Да что вы знаете о доброте? – напустилась на него Софи. – Какое вы здесь все имеете о ней представление?

– Думаю, нам лучше оставить вас, мадемуазель, – сказал Пуаро и обратился к остальным: – Идемте, пусть они с глазу на глаз обсудят свое личное дело.