Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

– Разумеется, инспектор. – Меня сразу насторожило, что Пуаро, несмотря на провокацию Конри – а я рассматриваю его наглость именно как провокацию, – предпочел притвориться покладистым и уступчивым; не иначе как что-то затеял.

– Вот и хорошо. Как я уже говорил, я здесь не по своей воле. Если б кто-то, кроме меня, мог взяться за это неприятное дело… Но, увы, таких нет.

– Можно задать вам один вопрос, инспектор? – поинтересовался Пуаро, каждым своим словом и жестом демонстрируя неубедительную – для меня – почтительность; я едва сдерживал смех, глядя на него. – Можно, да? Спасибо большое. Мне бы хотелось знать, намерены ли вы начать следствие с ареста мадемуазель Клаудии Плейфорд? Вам ведь, наверное, сообщили, что сиделка Софи Бурлет…

Инспектор отмахнулся от его слов, как от неприятного запаха.

– У меня нет ни малейшего намерения арестовывать дочь покойного виконта Гая Плейфорда только потому, что какая-то безвестная сиделка бросила ей вздорное обвинение, – сказал он.

Пуаро без комментариев выслушал его ответ.

Конри, не теряя времени, отдал распоряжения. О’Двайеру досталось сидеть в Лиллиоуке и приглядывать за хранителями покоя, которые должны были произвести в доме обыск и собрать отпечатки пальцев и прочие улики. Ждали также полицейского врача, которому полагалось осмотреть мертвое тело Скотчера.

Моя роль – мне ведь тоже пришлось задержаться в Лиллиоуке – сводилась к тому, чтобы не подпускать хозяев поместья, прислугу и гостей близко к гарде и в то же время постараться получить от них всю возможную информацию.

Когда инспектор пролаял мне свои распоряжения, я обнаружил, что киваю головой не хуже О’Двайера. И поневоле задумался, каким был сержант Дэниел О’Двайер, когда только пришел в гарду? Что и говорить, под началом у Конри превратиться в кивающего китайского болвана было легче легкого.

– А мы с вами, мистер Пуаро, возьмем пока сиделку, эту самую Софи, и повезем ее в Баллигуртин, в участок, где вы будете задавать ей вопросы и вытянете из нее, что это за сказка о том, как Клаудия Плейфорд якобы била Джозефа Скотчера дубинкой по голове. Необходимо выяснить, что стоит за этой выдумкой.

– Возможно, ничего, кроме правды, – отвечал Пуаро с самым невинным видом. – Нельзя полностью отвергать такую возможность, несмотря на то что сиделка – девушка не из благородной фамилии. Если позволите, инспектор… Мадемуазель Клаудия самым настойчивым образом отрицает выдвинутое против нее обвинение, что вполне естественно – так поступал бы на ее месте любой человек, не важно, виновный или невиновный, однако меня беспокоит не это, а… как это сказать? Ах да: характер ее отрицания. В нем нет ни страха, ни гнева. И ни тени смущения. Она лишь лукаво улыбается и говорит: «Я этого не делала». Причем говорит так, словно знает – убийство сойдет ей с рук, и в этом-то и есть самая большая загадка! Я не думаю, что она виновна в этом преступлении. Нет, я так не считаю. Конечно, она уверена в себе, bien sыr , но… – и Пуаро покачал головой.

– Незачем даже думать об этом, – возмутился Конри. – Пустая трата времени. Послушаем, что скажет сиделка. Задавайте ей любые вопросы, какие сочтете нужным, Пуаро. Я буду только слушать.

Итак, размышления тоже под запретом, мрачно подумал я. Весьма некстати, ведь тут как раз открывалось обширное поле для всякого рода умопостроений. С тех пор как Софи дрожащим пальчиком указала на Клаудию, она не произнесла больше ни слова, не подтверждая, но и не опровергая свое обвинение. На все вопросы и уговоры она отвечала только слезами, и слез было много.

Забегая вперед, скажу, что Пуаро вернулся из участка в Баллигуртине, кипя от возмущения.

– Инспектор не сказал ни слова, Кэтчпул, – жаловался он мне вечером. – Его вклад в разговор равнялся нулю. Все вопросы задавал я один.

– Что же вам не понравилось? – рискнул спросить я. – Вы ведь всегда стремитесь задавать все вопросы самостоятельно. Кроме того, вы же знали, что таков его план.

– Я не против того, чтобы задавать вопросы. Меня возмутило то, что Конри сказал мне потом: слушать – вот, мол, главная работа. То есть это он работал! В словах, видите ли, иногда бывает ни то, ни сё, – его собственное заявление. Какая глупость! В словах, именно в словах-то как раз и то, и сё! И ведь он сам не видит своей логической ошибки! Что же он слушает, если не слова? Если слушать – важно, то и задавать вопросы – тоже! Кроме того, у меня тоже есть уши! Или он воображает, что если Эркюль Пуаро говорит, то он уже не слышит?

– О господи, Пуаро!

– В чем дело?

– Да, инспектор напыщенный осел, это верно, но в ближайшее время нам все равно никуда от него не деться, так что успокойтесь. Учитесь кивать, как мы с О’Двайером. Ну же, перестаньте пыхтеть и расскажите мне связно, что случилось в Баллигуртине.

По словам Пуаро, разговор с Софи он начал с самых безобидных вопросов, которые вряд ли могли ее напугать, вроде:

– Как вы полагаете, мадемуазель, останетесь ли вы и дальше в Лиллиоуке как личный секретарь леди Плейфорд?

Софи ответила ему удивленным взглядом.

– Я… я не знаю. – Она, Пуаро и Конри сидели в маленькой комнатке с низким потолком, рамы в окнах дребезжали от порывов ветра. («Стены создавали иллюзию того, что мы находимся внутри здания, – жаловался мне Пуаро позже, – именно иллюзию, не больше. Непогода была в одной комнате с нами».)

– Я лишь обратил внимание на то, что вы выполняете при леди Плейфорд работу скорее секретарского, нежели медицинского, характера, вот и всё… О! То есть я хотел сказать, выполняли, до смерти мистера Скотчера. Разумеется, после его кончины вы уже ничего такого не делали, и никто от вас ничего и не ожидал.

Софи почти неслышно ответила:

– Я поняла, что вы имели в виду. – Слезы высохли у нее в тот миг, когда она села в автомобиль, который повез ее в Баллигуртин, и с тех пор девушка больше всего походила на призрака среди живых людей – бледного, лишенного надежды, но смирившегося. Ее платье имело такой вид, словно она спала прямо в нем, не раздеваясь, волосы висели нечесаными прядями. Вообще она была единственным человеком в доме, чья внешность разительно изменилась после вчерашних трагических событий.

– Прав ли я, предполагая, что именно вы стали выполнять всю секретарскую работу для леди Плейфорд, когда болезнь мистера Скотчера вошла в определенную стадию? – переформулировал свой вопрос Пуаро.

– Да.

– И в то же время вы продолжали ухаживать за мистером Скотчером? То есть были секретарем и сиделкой в одном лице?

– Я справлялась.

– Леди Плейфорд уже предложила вам остаться у нее в качестве секретаря?

– Нет. – Софи выдавила это слово после почти минутной паузы, причем с явной неохотой. – И не предложит. Я ведь обвинила в убийстве ее дочь.