Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

Рольф открыл глаза.

– Осторожно, старина, – сказал он.

– Немедленно проснитесь, – приказал Пуаро.

Ответом ему был недоумевающий взгляд.

– А разве я сплю?

– Да, месье. Пожалуйста, больше не засыпайте. Кэтчпул рассказал мне, что вы слышали, как кто-то говорил о вашей смерти и о том, что вас будут хоронить в открытом гробу. Это так? Вы действительно это слышали?

– Да. Вот почему, когда я подумал, что меня отравили… но теперь все уже почти прошло, так что мой низкий поклон доктору Кимптону и его сноровке. Это оказался не яд.

– Пожалуйста, повторите мне слова об открытом гробе, точь-в-точь как вы их слышали, – сказал Пуаро.

– Он сказал, что я должен умереть и что другого выхода нет, и они заговорили о похоронах и про открытый гроб.

– Кто это – «он»?

– Не знаю. Я не разобрал. Голос был мужской – вот и все, что я могу сказать. Он говорил, что я должен умереть. А женщина… – Рольф умолк, нахмурился, потом продолжил: – Да, там определенно была женщина, она его отговаривала. По-моему, только он желал моей смерти.

– Вы узнали женский голос? – спросил Пуаро.

– Нет, к сожалению.

– Когда происходил этот разговор?

Рольф немного смутился, точно ему было неловко предлагать нам еще один неточный ответ.

– Не могу сказать. Сегодня днем. Они разговаривали в утренней комнате, шепотом. И, видимо, не знали, что я сижу в библиотеке с газетой.

– Библиотека находится рядом с утренней гостиной? – уточнил Пуаро.

– Да. Между ними даже есть дверь. Она была приоткрыта. То, что я слышал, было похоже не столько на разговор, сколько на бурную ссору. Женщина не соглашалась с тем, что гроб должен быть открыт. Она сердилась, и тогда он рассердился тоже, и она сказала: «А с нею ты был бы так же жесток или ее ты любил больше?» И тогда он сказал… о боже!

– Что такое, месье?

– Нет, черт меня побери, я все-таки продолжу, – сказал Рольф. – Он стал заверять ее, что она глубоко ошибается и что она его единственная настоящая любовь.

Имена так и заплясали у меня в мозгу – я просчитывал возможные пары. Уверен, что Пуаро тоже. Гарри с Дорро, Клаудия с Рэндлом, Джозеф Скотчер и Софи Бурлет. Эти три пары были очевидны, четвертая складывалась с натяжкой: Софи Бурлет и Майкл Гатеркол. У меня не было никаких причин подозревать романтические отношения между ними; просто они вместе отсутствовали, вот и всё.

– Я очень хорошо помню эту его фразу: «моя единственная настоящая любовь», – повторил Рольф. – И все же странно… Чем дольше я над этим думаю, тем сильнее сомневаюсь: а не почудилось ли мне это все?

Я испугался, как бы Пуаро опять его не стукнул, на этот раз всерьез.

– Почудилось? – зловещим тоном повторил он.

– Да. Понимаете, я помню, как слышал эти слова, но совсем не помню, чтобы я размышлял о том, что слышу. Не помню, чтобы я спросил себя: «Кто бы это мог быть? Может, пойти взглянуть?» А ведь мне наверняка захотелось бы узнать, ведь речь шла об убийстве. С другой стороны, эти романтические бредни, в которые они потом пустились, звучали так глупо и напыщенно, что я, наверное, решил, что и все остальное яйца выеденного не стоит. – Рольф озадаченно смотрел на нас. – А может, я все это выдумал в бреду, от боли?

– Так все-таки выдумали или нет? – спросил я.

– Что? Не знаю! Возможно, меня что-нибудь отвлекло. Что бы это… Да, теперь припоминаю – днем у меня сильно разболелась нога. Я еще подумал тогда, что эти ребята, которые шьют сейчас башмаки, совсем не знают своего ремесла, в тюрьму их сажать за такую работу надо. А ведь я еще помню те времена, когда обувь давала ноге какую-никакую опору. Сейчас уже не то!

Пуаро был явно раздосадован.

– Полагаю, вы никому не рассказали тогда о том, что услышали? – спросил он.

– Нет.

– Почему вы решили, что мужчина и женщина говорят о вас, когда они обсуждали похороны? – продолжал Пуаро. – Кто-то из них произнес ваше имя?

Адвокат даже глаза выпучил от натуги, так он старался вспомнить.

– Нет, кажется, нет. Это я потом решил, что они говорили обо мне, после отравления – когда думал, что меня отравили. Нет, они говорили только «он» или «его», но никаких имен не называли. Так что, наверное, они могли иметь в виду кого угодно. То есть любого мужчину. – Рольф зевнул. – Я с ног валюсь, джентльмены, – от усталости, не от яда. Могу я… как вы на это посмотрите?

– Сейчас мы оставим вас в покое, – сказал Пуаро. – Всего два вопроса, если позволите: кроме болей в животе, у вас были иные причины подозревать, что вас отравили?

– Нет. А что? Вы все же считаете, что это возможно?

– Не могу сказать. Обитатели этого дома мне незнакомы, так же как и я им.

– Наверное, кто-то все-таки мог желать моей смерти, – сказал Рольф флегматично.

– По какой причине?

– Не знаю. Просто, пока живешь, никогда не знаешь, любят тебя или нет. Разговаривают все вежливо, особенно с влиятельными персонами вроде меня.

Пуаро кивнул.

– Мистер Рольф, еще один вопрос – о завещании покойного виконта Плейфорда. Дорро Плейфорд ссылалась на него за обедом.

– Да, и не впервые, далеко не впервые. Это длинная и запутанная история. Может, вам лучше спросить у Гатеркола? Не помню, когда я в последний раз чувствовал себя таким разбитым…

Его веки снова опустились.

– Пусть спит, – сказал я.

Мы с Пуаро вышли из комнаты и закрыли дверь. Я вызвался пойти взглянуть, нашел ли Гарри Майкла Гатеркола и Софи Бурлет.

– Сначала принесите мне стул – с подлокотниками и удобной спинкой, – попросил Пуаро. Я буду сидеть здесь и ждать вашего возвращения, не отходя от спальни мистера Рольфа. Потом вы займете мое место, а я пойду спать. Конечно, я засну сидя, но это уже не важно. Любому, кто захочет войти внутрь, придется передвинуть меня вместе со стулом!

– Войти к Рольфу? Так вы изменили свое мнение о возможной жертве? Думаете, это будет Орвилл Рольф, а не леди Плейфорд?

– Вы же сами слышали слова мистера Рольфа, Кэтчпул. Он ясно сказал: «Он». Человек, от которого хотят избавиться, – мужчина. И к чему все эти разговоры об отравлении, если никакого отравления не было? Возможно, мистеру Орвиллу Рольфу что-то угрожает, я не знаю. Я вообще слишком мало знаю об этих людях, чтобы действовать эффективно. И это меня огорчает.

Я осторожно поинтересовался:

– А что, если Кимптон прав и в Лиллиоуке никто никому не желает зла? Рольф все выдумал насчет открытого гроба – ему могло померещиться, ведь он был в полубреду от боли, он сам так говорил. А леди Плейфорд пригласила нас сюда по какой-нибудь совершенно безобидной причине. Может быть, завтра она возьмет и скажет, что хочет просто посоветоваться с нами по поводу книги, которую пишет…

– Да, ситуация вполне может оказаться более безобидной, чем я ее себе представляю, – отозвался Пуаро. – Завтра, в беседе с леди Плейфорд, я буду настойчиво просить ее открыть нам истинную причину нашего вызова сюда. Но не забывайте, опасность может угрожать не одному человеку, а двум.