Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

– Ешьте меньше, жуйте дольше, и тогда вас еще долго не придется хоронить, уверяю, – произнес Кимптон, склоняясь над правым боком адвоката, и снова согнул пальцы.

– Погодите, – сказал я. – Мистер Рольф, что именно вы слышали и чьи слова это были?

– Что? – заорал на меня Рольф. – Хоронить придется в открытом гробу, вот что они сказали. «Открытый гроб: выбора нет». Значит, яд. Так я и догадался. Когда кого-то травят… Ох, как больно! Доктор Кимптон, да врач вы или нет?

– Разумеется! – отвечал тот и стремительно погрузил свой указательный палец куда-то в южные регионы необъятного адвокатского живота.

Рольф испустил дикий вопль. Я отшатнулся. Снаружи раздались чьи-то голоса: говорили двое.

– Ха! – торжествующе воскликнул Кимптон. – Попал с первого раза! Крепитесь, старина, скоро вам станет легче.

Я распахнул окно.

– Пуаро? Это вы? – крикнул я в ночь.

– Oui, mon ami . Это мы с виконтом.

– Эй, наверху, привет! – крикнул Гарри Плейфорд так весело, словно это не его лишили наследства не далее чем сегодня вечером.

– Скорее идите сюда. Рольфа, возможно, отравили.

Адвокат не договорил, но я понял, что он имел в виду: если кому-то непременно нужно, чтобы человека хоронили в открытом гробу, то его лучше всего отравить – яд ведь не повреждает лицо.

– Какая чушь, Кэтчпул. – Кимптон явно разочаровался во мне. – Мой диагноз был верен: газы в кишечнике. Приглядитесь к нему: он уже перестал потеть. Скоро и боль пройдет. Что-то вы не очень наблюдательны для полицейского, а?

– Вы ошибаетесь, – ответил я холодно.

– Но одного вы все же не заметили: все, что происходит с Орвиллом Рольфом, никогда не бывает по вине самого Орвилла Рольфа. Стул под ним скрипит потому, что его делал негодный мастер; ноги болят потому, что башмаки нынче шьют уже не такие, как прежде; а болями в животе он обязан некоему мифическому отравителю, а вовсе не своему маниакальному стремлению во что бы то ни стало сглотнуть всего цыпленка целиком, да еще за доли секунды. Ну, посмотрите же на него!

Рольф уже похрапывал, лежа на кровати.

Вошли Дорро и Клаудия Плейфорд.

– Чем тут так гадко пахнет? – спросила Дорро. – Это что, цианид? Неужели у цианида такой омерзительный запах?

– Никакого цианида здесь нет, и мистер Рольф чувствует себя отлично, – сказал Кимптон. – Мой указательный палец спас его от мук, а теперь скромно молчит в час своего звездного торжества. – И он повертел пальцем в воздухе.

Вбежал запыхавшийся Гарри Плейфорд.

– Яд! – крикнул он своей жене. – Рольфа отравили. Кэтчпул мне только что сказал.

– Что? Да он спит, как младенец, – возразила Дорро.

– Он говорил что-то странное, – ответил я им. Да, диагноз Кимптона оказался верным, но я, хоть убей, не мог понять, как можно испытывать такую бурную радость из-за каких-то выпущенных газов, игнорируя при этом любопытнейшую историю, которую Рольф рассказал о людях, обсуждавших его похороны.

Однако подробностями никто так и не заинтересовался. Всех заворожил палец Кимптона: одни смеялись, глядя на него, другие шарахались в притворном отвращении, а кто-то – точнее, Гарри Плейфорд – рассматривал его с таким восторгом, словно то был не палец, а живой поэт-лауреат. Хотя, честно говоря, вряд ли живой лауреат вызвал бы у него столько интереса, вот мертвый – другое дело: а вдруг да представился бы случай набить его голову опилками и повесить на стену где-нибудь в гостиной?

Где же Пуаро, куда он запропастился?

Пуаро наконец-то объявился, и на него стоило посмотреть! Никогда еще я не видел, чтобы у кого-то на лице было написано столько вопросов сразу. Но я не дал ему раскрыть рта и сразу принялся рассказывать то, что, по моему мнению, ему было необходимо знать.

– Ему уже легче. Но сначала он кричал, что его отравили, вот я и испугался. Хотя зачем кому-то покушаться на Орвилла Рольфа? Видимо, все же незачем. Посмотрите-ка, щеки у него уже порозовели. Кимптон говорит, что всё в порядке, а он врач.

– Хотя пациент сомневался в моих способностях, – сказал сам Кимптон. – Собака неблагодарная!

Я подошел к Пуаро и заговорил с ним шепотом, так, чтобы нас не подслушали:

– Рольф кое-что сказал, и это меня беспокоит. – Я был полон решимости поведать его историю тому, кто отнесется к ней серьезно.

– Подождите, mon ami . Вы были у леди Плейфорд?

– Да. Она в полном порядке. К тому же ее комната как раз через площадку от этой. Пока мы тут возились с Рольфом, ни один человек в здравом уме, всерьез намеренный совершить убийство и выйти сухим из воды, не стал бы этого делать, ведь его наверняка заметили бы. Никто из нас тоже ни на минуту не оставался в одиночестве.

– Убийцам случается работать и в парах, не так ли? – спросил Кимптон, прямо-таки сияя от того, что ему удалось подслушать. Черт бы его побрал!

– С другой стороны, я понимаю ваши сомнения – трудно вообразить, чтобы здесь, в Лиллиоуке, нашлись двое людей, способных достичь такой степени взаимопонимания и единодушия в стремлении к общей цели, – добавил он.

– Продолжайте, Кэтчпул. – Пуаро ответил на фривольность доктора холодным взглядом.

Не было смысла шептать дальше, раз Кимптон все равно все слышал, и я произнес вслух:

– Рольф что-то говорил насчет открытого гроба. Он сказал…

– Одну минуту, пожалуйста. Виконт Плейфорд, доктор Кимптон, могу я попросить вас выйти в сад и продолжить поиски Софи Бурлет и Майкла Гатеркола? Мы до сих пор не знаем, где они и что с ними.

– Сейчас займусь, старина, – сказал Гарри и сразу вышел.

– Я иду спать, – сказала Дорро. – Ужасный был вечер, такой утомительный…

Кимптон возразил Пуаро:

– Пусть местонахождение Гатеркола и Софи неизвестно, но они взрослые люди и вправе быть там, где им захочется. То же касается меня, особенно теперь, когда пищеварительная проблема мистера Рольфа счастливо разрешилась. А я ничего не желаю сейчас так сильно, как удалиться со своей дражайшей в спальню и обменяться с ней на сон грядущий парой милых пустячков. Вы позволите, Пуаро? Странно, почему вам с Кэтчпулом вздумалось вести себя так, словно здесь должны кого-то убить, и уж совсем непонятно, почему мы все должны подыгрывать вам в этой, если мне будет позволено так выразиться, шараде, – впрочем, кажется, я уже выразился.

– Поступайте, как вам будет угодно, месье.

– Ура! Спокойной ночи! – И он, крепко взяв Клаудию за руку, повел ее к выходу.

Я и Пуаро остались с Рольфом наедине. Тот коротко всхрапывал через равные промежутки времени, подрагивая плотно сомкнутыми веками.

Наконец я смог изложить Пуаро то, что Рольф сказал об открытом гробе. Пуаро слушал внимательно. Затем, ни слова не говоря, присел рядом с кроватью на корточки и отвесил адвокату звонкую оплеуху.