Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

Итак, я наняла Джозефа секретарем, а Майклу выдала своего рода утешительный приз. Мне стало его жаль, вот я и шепнула пару слов на ушко Орвиллу Рольфу, и результат превзошел все мои ожидания. После этого я прочно забыла о Майкле Гатерколе на несколько лет, пока не сострила однажды по поводу Шримп в присутствии Джозефа. Шутка была совсем простая – всякий, кто читал хотя бы один мой роман, просто не мог ее не понять. Ну, вы-то, Эдвард, конечно, не читали?.. Как, неужели? Почему же вы раньше не сказали?.. Ну, ничего. Вот сейчас мы на вас и проверим. Если я скажу вам: «крышка от молочной бутылки», что еще придет вам в голову, кроме настоящей крышки от бутылки? Ну вот, видите! Так я и думала. В каждой, абсолютно каждой моей книге Шримп повторяет эту шутку. Но Джозеф, совершенно очевидно, не понял моей остроты, и это меня удивило, ведь я ясно помнила, как во время интервью он вспоминал эту самую шутку.

Я смутилась. И захотела проверить Джозефа еще, для чего не раз бросала ему скрытые намеки на те или иные события, происходившие в моих книгах, и каждый раз, при всей его обычной восприимчивости, он явно не ощущал подвоха в моих словах. Тогда мне стало совершенно очевидно, что книг моих он не читал, ни одной, хотя сам клялся и божился, что прочел их все до единой, зачитывал их до дыр, посылал друзьям и родственникам, покупая дополнительные экземпляры, раздаривал незнакомым людям на улицах, хотел основать новую религию с текстами о Шримп в качестве священных, – тут я, конечно, преувеличиваю, но, честное слово, не так уж сильно.

И как только мне стала ясна вся фальшивость Джозефа, который обманывал меня и в отношении моих книг, и в отношении своего здоровья, меня посетила еще одна мысль. Точнее, некое воспоминание всплыло из самых отдаленных глубин моего мозга. Я действительно слышала шутку про молочную бутылку, когда беседовала с двумя молодыми людьми, решая, кого из них взять к себе на работу. Да, слышала, но не от Джозефа, а от Майкла. К несчастью, в тот миг я так увлеклась Джозефом, что приписала замечание Майкла не тому человеку. Очень несправедливый поступок с моей стороны. Хотя и абсолютно непреднамеренный. Я забеспокоилась… и задумалась…

На следующий день я написала Майклу и попросила его приехать. Он приехал. Я забросала его вопросами. В романе «Шримп Седдон и крашеное яйцо» какую черту характера считает самой важной отец Шримп? В «Шримп Седдон и каске пожарника» что придает шарфику миссис Орански особый запах? И так далее. На все вопросы Майкл ответил правильно. Тогда я спросила его, помнит ли он, что происходило между ним и Джозефом, пока они ждали перед дверью вызова в мой кабинет. Он явно смутился, но я потребовала, чтобы он рассказал все. Тут правда и вышла наружу – не настолько привлекательной и яркой, как она прозвучала из уст Джозефа, но все идеи, которые он представлял в моем кабинете как свои, были на самом деле теориями Майкла. Это Майкл наизусть знал все приключения Шримп; а Джозеф лишь повторил то, что тот, по доброте душевной и по наивности, рассказал ему в минуту ожидания.

Я была в ужасе. Вы, конечно, считаете, что мне следовало тут же уволить Джозефа, выгнать его окончательно и бесповоротно, но у меня не было ни малейшего желания так поступать, даже после того, что я узнала. И еще, Эдвард, вы не учитываете первейшую страсть человека – любопытство. Что проку в жизни, если в ней нет места тайне и ее разгадке? Поэтому я продолжала спрашивать себя – кто он, этот блестящий молодой человек? На самом ли деле его имя Джозеф Скотчер или он лишь выдает себя за него? Почему он считает, что легче прожить тому, кто все время выдумывает, не говоря ни слова правды? Мне хотелось ему помочь. Потому что при всей фальшивости Джозефа одно в нем было неподдельно: он и в самом деле каждую минуту своей жизни здесь старался, из кожи вон лез, чтобы я была довольна, счастлива, чтобы мне не было скучно. Казалось, его заботит только мое благополучие. Нет, я отнюдь не была готова расстаться с ним.

Но прежде мне следовало загладить свою вину перед Майклом. И я сказала ему, что с этих пор он будет моим юристом. Тогда моими делами занималась другая фирма, но я не питала к ней особой привязанности и рада была все изменить. Услышав такую новость, Орвилл Рольф решил учредить новое предприятие и пригласил Майкла в компаньоны. Так и возникла фирма «Гатеркол и Рольф». Моя совесть в отношении Майкла снова была чиста. А еще я решила отныне и всегда обсуждать свои литературные идеи только с Майклом и никогда с Джозефом. Итак, с этим делом было покончено.

Оставалось придумать, как помочь Джозефу… Это было сложнее. Мне не хотелось ни обвинять его, ни уличать в обмане; не хотелось, чтобы он в страхе бежал из Лиллиоука куда глаза глядят. Напротив, я желала, чтобы со мной он чувствовал себя совершенно раскованно… а значит, приходилось продолжать притворство. Пока я ломала голову над тем, как помочь ему, не навредив его репутации, и никак не могла ничего придумать, у меня мелькнула идея нового завещания… Я ухватилась за нее, как утопающий хватается за соломинку.

Нет, я совсем не хотела оставлять ни с чем Гарри и Клаудию. Если б все пошло так, как я задумала, то ситуация с Джозефом скоро разрешилась бы и я спокойно составила бы третье завещание. В нем я поделила бы все, что мне принадлежит, на три равные доли. Одну треть получил бы Гарри, вторую – Клаудия, а третью разделили бы между собой Майкл и Джозеф. Дорро, конечно, ворчала бы, кошелка неблагодарная, как будто треть моего состояния – это пустяк или у них с Гарри семеро по лавкам!..

Мое второе завещание, по которому все отходило Джозефу, могло сработать двумя возможными способами. Если Джозеф и впрямь оказался бы болен, то радостная перспектива получения богатого наследства должна была взбодрить его физическое тело и заставить его сопротивляться болезни еще некоторое время. А если нет? Что ж… тогда все было бы сложнее. Не беспокойтесь, Эдвард, сейчас я все понятно объясню. Кстати, это основное критическое замечание, которое я слышу в адрес своих книг – что они якобы излишне замысловаты! Чушь и чепуха! Будь они просты, люди ведь догадывались бы обо всем сразу, не правда ли? А этого нельзя допустить. Сожалею, но я не пишу для идиотов и никогда не буду писать, вот так. Я пишу для тех, кто с радостью поднимает перчатку интеллектуального вызова.

Так вот, свой план касательно Джозефа я выстроила именно так, как обычно выстраиваю сюжеты своих книг. Сочинять сюжет – это искусство не хуже всякого другого, и, смею надеяться, что за долгие годы практики я в нем изрядно поднаторела. Вижу, вам уже не терпится услышать, что же я придумала. Сейчас я расскажу…

Прежде всего я поменяла условия своего старого завещания и довела это до сведения всех, кто был в доме. Вообразите себе, как был потрясен Джозеф – он ведь положил столько сил, убеждая всех, что вот-вот умрет от болезни Брайта. И тут я объявляю его богатым наследником и говорю, что уже завтра повезу его к моему доктору. Он просто должен был запаниковать, верно? Отказать мне он не может, по крайней мере, не теперь: вдруг я опять передумаю и изменю завещание так, что ему ничего не достанется, разве можно идти на такой риск? Знаете, я давно уже заметила, что все люди – и честные, и нечестные – одинаково охочи до больших сумм, к тому же подкрепленных изрядными земельными наделами. Но мой доктор с одного взгляда на него определит: «Абсолютно здоровый молодой человек!» И тогда все раскроется! И его с позором выгонят из Лиллиоука! То есть я, конечно, ни за что бы так не поступила – но ведь он этого не знал, правда? Он-то считал, что обманул меня своими баснями.