Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

– Нет, тщательность в отборе необходима при любых обстоятельствах, – откликнулся вдруг Кимптон.

– Остается вопрос приведения в исполнение, – продолжила Клаудия. – Ой! – Она хихикнула. – Я не то имела в виду – не приговор. Я о планах. Если б я планировала преступление, в нем никогда не смешались бы воедино смерть от яда и разбитый череп. А тот, кто это затеял, свалил все в одну кучу. И испортил все представление, вот что я вам скажу.

– Ложь! – Софи Бурлет буквально выплюнула это слово. – Я сама видела тебя с дубинкой в руках!

– О боже… Неужели все начинается сначала? – Клаудия подняла глаза к потолку. – Я не убивала Джозефа – скажите ей это еще раз, Пуаро, ради всего святого. – Софи она сказала следующее: – Я всегда дорожила его компанией, ты ведь знаешь. К тому же во мне слишком силен инстинкт самосохранения, он никогда не даст мне убить, если я не буду совершенно уверена в том, что меня не поймают. Задумай я убить кого-нибудь – вообще-то пора уже перестать давать волю воображению, а то как бы и впрямь не соблазниться, столько подходящих кандидатур кругом, – так вот, задумай я кого-нибудь убить, то сделала бы это так, чтобы и на секунду не попасть под подозрение. А если б это оказалось невозможным – что ж, пришлось бы оставить мерзавцу жизнь, как бы ни претило мне мое милосердие.

– Твои речи разят наповал, дражайшая моя! – Кимптон одобрительно захлопал в ладоши. Майкл Гатеркол с выражением отвращения на лице отвернулся.

– Клаудия Плейфорд не убивала Джозефа Скотчера, – объявил Пуаро. – Переходим к Рэндлу Кимптону.

– Ага! Надо послушать, – сказал Кимптон.

– У вас, месье, было больше причин желать смерти Джозефу Скотчеру, чем у кого-либо другого, и все они весьма убедительны. Для начала Скотчер украл у вас первую любовь, Айрис Морфет; под конец едва не увел у всех из-под носа еще и состояние леди Плейфорд. Какая несправедливость! В то время, как ваша будущая жена, которой вы преданы и душой, и телом, оставлена вовсе без наследства! Уже одно это могло стать вполне достаточным мотивом для вас, не говоря уже о случае с Айрис Морфет.

– Совершенно достаточным, – легкомысленно согласился Кимптон.

– Однако поговорим пока об Айрис, – продолжал Пуаро. – По вашим словам, она покинула вас ради того, чтобы выйти замуж за Скотчера, но этого не произошло. Напротив, ее отношения со Скотчером полностью прекратились. Можно долго гадать, как и почему это получилось, но факт остается фактом: наверняка мы ничего не знаем. Твердо известно лишь одно: позже она раскаивалась в своем решении, но безрезультатно. Обратно вы ее не приняли.

– А вы, окажись вы на моем месте, приняли бы? Женщину, которая один раз уже покинула меня, причем ради человека куда более низкого положения? Человека, который подражал мне во всем, усваивал мои слова и жесты, чтобы добиться популярности у окружающих? Не знаю, чего вы добиваетесь, перетряхивая эту старую историю, Пуаро. Мне нечего больше сказать вам об Айрис. Я думал, разговор у нас пойдет о том, почему именно я, а никто другой, прикончил Скотчера.

– Именно это я и пытаюсь рассказать вам, mon ami . Прошу вас, наберитесь терпения. Когда вы отвергли Айрис, она вышла замуж за Персиваля Гиллоу, человека сомнительной репутации и без всяких видов на будущее. Не прошло и года, как она умерла. Упала под поезд, так вы мне сказали.

– Совершенно верно, – коротко подтвердил Кимптон.

Пуаро, стоявший до сих пор со мной бок о бок, начал прохаживаться по комнате.

– Умно – изобретательно – вы сообщили мне две вещи сразу: первое – мистер Гиллоу был неприятный тип и второе – полиции не удалось доказать, что это он толкнул свою жену под поезд. Вы хотели, чтобы я решил, будто гибель Айрис либо дело рук ее мужа, либо несчастный случай. Однако сами вы так не думали.

– Неужели? – Рэндл улыбнулся. Он пытался разыгрывать безразличие, но не убедил меня своим спектаклем.

– Доктор Кимптон, не забывайте, я был в Англии. И говорил там со многими людьми, включая офицера полиции, который расследовал смерть Айрис Гиллоу. Он и рассказал мне о ваших визитах к нему и о том, что вы настаивали: это Джозеф Скотчер убил ее, когда она узнала, что он вовсе не болен, как притворялся, и пригрозила раскрыть его тайну. Испугавшись возможного разоблачения, он от нее избавился – вот в чем вы подозревали его тогда и подозреваете по сей день, не так ли?

– Что ж, да – подозревал и подозреваю. Значит, вы встречались с инспектором Томасом Блейкмором? В таком случае он должен был вам сказать: никаких улик убийства найдено не было, отсюда и вердикт – смерть по неосторожности.

– У меня есть к вам один вопрос, доктор Кимптон, – сказал Пуаро. – Если вы считали, что Айрис убил Скотчер, то почему хотели, чтобы я подозревал Персиваля Гиллоу?

– Подумайте сами, Пуаро. Где же ваша знаменитая психология, почему она еще не подсказала вам ответ на столь несложную загадку?.. Не догадались? Ладно, я вам скажу. В Оксфорде, когда я был еще молод, полон нерастраченной энергии и оптимистически верил в людей и их природу, я потратил немало сил, желая убедить всех доверчивых глупцов в том, что Скотчер их дурачит. Я ни минуты не сомневался в том, что Скотчер лжец и симулянт, что он ничем не болен физически, – и, естественно, пытался доказать это другим людям. И что же? Меня самого едва не подвергли остракизму! Скотчер потрудился не меньше моего, убеждая всех в серьезности своего состояния. Он даже устроил двоим-троим влиятельным знакомым встречу со своим лечащим врачом – без сомнения, подставным, как и тот братец, которым он угостил меня. Обе роли – и врача, и брата – исполнил не кто иной, как сам Джозеф Скотчер, бородатый и смуглый, по крайней мере, до запястий.

– Рэндл, но почему я до сих пор ничего не слыхала об этой истории? – воскликнула леди Плейфорд.

– Слушайте теперь и узнаете, – ответил ей Кимптон. – Таким образом, Скотчер и этот его фиктивный врач позаботились о том, чтобы ваш покорный слуга сделался крайне непопулярен в Оксфорде. А я не люблю быть непопулярным и ненавижу, когда меня обводят вокруг пальца. Однако именно это тогда со мной и произошло, а все потому, что люди обычно терпеть не могут тех, кто подносит им горькую пилюлю правды, зато превозносят тех, кто пичкает их подслащенным обманом. Никто не хотел верить, что добрый, самоотверженный Джозеф Скотчер, которого все просто обожали – еще бы, он ведь так усердно льстил всем и каждому! – на самом деле провел их, как детей; не хотели верить и не верили. Все просто! «Кому придет в голову наговаривать на себя такое?» – недоуменно вопрошали они и успокаивались, убежденные сорвавшейся с их уст банальностью.

Вскоре я понял, что моя кампания за раскрытие и признание того, что я считал правдой, ни к чему не приведет, – продолжал Кимптон. – А я из тех, кто, раз приняв решение, исполняет его, Пуаро. И я решил никогда больше не пытаться убеждать кого бы то ни было в том, что Скотчер лжец. В конце концов, я сделал все возможное, чтобы открыть людям глаза на его истинную природу – и потерпел неудачу. Что ж, значит, так тому и быть. Пусть он живет или пусть пойдет и повесится, дело его, а я умываю руки, думал тогда я. Эти, вы спросили, почему я никогда вам об этом не рассказывал. Вот поэтому. До сегодняшнего об этой истории не слышал никто, даже Клаудия. Хотя она, конечно, о многом догадалась сама, особенно когда Скотчер, едва появившись в Лиллиоуке, начал угощать всех сначала сказкой о своей мнимой болезни, а потом и о скорой смерти от нее. Только глупец мог не видеть, что Скотчер вовсе не тот инвалид, каким хочет казаться, а моя драгоценная далеко не глупа.