Агата Кристи - Трагедия в трех актах

– В таком случае, – заметил мистер Саттерсвейт, – возможно, хорошо, что к нам присоединится мисс Милрей и за обедом не окажутся тринадцать человек.

– Ну, если тебе так хочется, Толли, – великодушно разрешил сэр Чарлз, – можешь получить свое убийство, но с одним условием – чтобы я не был трупом.

И трое мужчин, смеясь, вошли в дом.

Более всего на свете мистера Саттерсвейта интересовали люди – причем женщины гораздо сильнее, чем мужчины. И их он знал куда лучше, чем представителей мужского пола. В его собственном характере присутствовало женское начало, позволяющее глубже заглядывать в женскую душу. Но хотя женщины всегда доверяли ему, они никогда не воспринимали его всерьез. Иногда это обижало мистера Саттерсвейта. Он чувствовал себя человеком, стоящим в кулисах и наблюдающим за спектаклем, но никогда не играющим в нем. Однако, если говорить честно, функция наблюдателя его вполне устраивала.

Тем вечером, сидя в большой комнате, смежной с террасой и ловко декорированной современной фирмой в стиле корабельной каюты люкс, мистер Саттерсвейт в основном интересовался своеобразным зеленовато-бронзовым оттенком краски для волос, которую использовала Синтия Дейкрс. Он подозревал, что это последняя парижская новинка. Как выглядит миссис Дейкрс без ухищрений косметики, определить было невозможно. Это была высокая женщина с фигурой, идеально отвечающей требованиям момента. Ее шею и руки покрывал обычный в сельской местности летний загар, но был ли он естественным или искусственным, определению не поддавалось. Волосы были причесаны в новейшем стиле, доступном только лучшим лондонским парикмахерам. Выщипанные брови, подкрашенные ресницы, тонкий слой макияжа на лице, рот, обретший с помощью помады изгиб, отсутствующий от природы, – все это выглядело приложением к безупречному вечернему платью темно-синего цвета и на первый взгляд незамысловатого покроя (что отнюдь не соответствовало действительности), изготовленному из необычного материала – вроде бы тусклого, но словно озаряемого каким-то внутренним светом.

«Умная женщина, – подумал мистер Саттерсвейт. – Любопытно, какова она на самом деле?» На сей раз он имел в виду не тело, а душу.

Миссис Дейкрс говорила, слегка растягивая слова, согласно моде тех дней:

– Дорогая моя, это было невероятно. Я имею в виду, все бывает либо возможным, либо нет. Так вот, в данном случае последний вариант. Это было просто пронзительно!

Еще одно новомодное словечко – теперь все было «пронзительным».

Сэр Чарлз ловко смешивал коктейли, болтая с Энджелой Сатклифф – высокой, начинающей седеть женщиной с озорным ртом и красивыми глазами.

Дейкрс разговаривал с Бартоломью Стрейнджем.

– Всем известно: что-то не так со старым Лейдисборном. Вся конюшня это знает, – говорил он высоким, резким голосом.

Это был маленький рыжеволосый человечек с коротко подстриженными усами и бегающими глазками.

Рядом с мистером Саттерсвейтом сидела мисс Уиллс, чью пьесу «Одностороннее движение» называли одной из самых остроумных и смелых, какие только видел Лондон в последние несколько лет. Мисс Уиллс была высокой и худощавой, с как бы срезанным подбородком и небрежно завитыми светлыми волосами. На ней было пенсне и бесформенное платье из зеленого шифона.

– Я ездила на юг Франции, – говорила она высоким и невыразительным голосом. – Не могу сказать, что мне там понравилось. Я чувствовала себя не в своей тарелке. Но, конечно, для моей работы полезно видеть, что где происходит.

«Бедняжка, – думал мистер Саттерсвейт. – Успех оторвал ее от привычной обстановки – пансиона в Борнмуте [5], где ей самое место». Его часто удивляло несоответствие между произведениями и их авторами. Разве можно было обнаружить в мисс Уиллс хотя бы слабую искорку лощеного стиля пьес Энтони Астор? Внезапно мистер Саттерсвейт с беспокойством ощутил на себе оценивающий взгляд светло-голубых глаз под стеклами пенсне. Эти глаза показались ему весьма смышлеными. Казалось, будто мисс Уиллс старается запомнить его на всю жизнь.

Сэр Чарлз только что закончил разливать напитки.

– Позвольте предложить вам коктейль, – вскочил с места мистер Саттерсвейт.

Мисс Уиллс хихикнула:

– Не возражаю.

Дверь открылась, и Темпл доложила о прибытии леди Мэри Литтон-Гор, мистера и миссис Бэббингтон и мисс Литтон-Гор.

Мистер Саттерсвейт принес мисс Уиллс коктейль и подошел поближе к леди Мэри Литтон-Гор. Как уже говорилось, у него была слабость к титулам, а также к утонченным женщинам, каковой, несомненно, являлась леди Мэри.

В молодости, оставшись малообеспеченной вдовой с трехлетним ребенком, она переехала в Лумут и сняла маленький коттедж, где поселилась вместе с преданной служанкой. Леди Мэри была высокой, стройной, но выглядевшей старше своих пятидесяти пяти лет. Выражение ее лица казалось доброжелательным и несколько робким. Она обожала свою взрослую дочь, но слегка побаивалась ее.

Хермион Литтон-Гор, по какой-то неведомой причине обычно именуемая Эгг [6], мало походила на свою мать. Мистеру Саттерсвейту она казалась не слишком красивой, но, несомненно, привлекательной. И причина этой привлекательности, думал он, заключалась в переизбытке энергии. Эгг выглядела вдвое живее любого из присутствующих. Прямой взгляд ее серых глаз, локоны на затылке, упругие щеки, заразительный смех – все это словно воплощало мятежную юность, полную жизненных сил.

Эгг разговаривала с недавно пришедшим Оливером Мэндерсом.

– Не понимаю, почему плавание под парусом кажется тебе скучным. Раньше ты этим увлекался.

– Эгг, дорогая, все когда-то взрослеют, – отозвался он, приподняв брови и слегка растягивая слова.

Красивый парень, подумал мистер Саттерсвейт. На вид ему лет двадцать пять. Но в его красоте есть нечто иностранное, неанглийское…

За Оливером Мэндерсом наблюдал кое-кто еще – маленький человечек с яйцевидной головой и в высшей степени неанглийскими усами. Мистер Саттерсвейт уже успел напомнить о себе мсье Эркюлю Пуаро. Детектив прореагировал на это весьма любезно. Мистер Саттерсвейт подозревал, что бельгиец намеренно преувеличивает свои иностранные манеры. Его блестящие глазки, казалось, говорили: «Вы считаете меня шутом? Ожидаете, что я разыграю для вас комедию? Bien [7], я пойду навстречу вашим пожеланиям».

Но сейчас взгляд Эркюля Пуаро был серьезным и даже слегка печальным.

Преподобный Стивен Бэббингтон, пастор лумутского прихода, подошел к леди Мэри и мистеру Саттерсвейту. Это был мужчина лет шестидесяти, с поблекшими добрыми глазами и обезоруживающе застенчивыми манерами.

– Нам очень повезло, что сэр Чарлз обосновался здесь, – обратился он к мистеру Саттерсвейту. – О таком щедром и великодушном соседе можно только мечтать. Уверен, что леди Мэри со мной согласна.