Барри Лансет - Убийства в «Маленькой Японии»

Я чуть ослабил нажим пистолета на его рот.

– Умоляю, – прохрипел он. – Умоляю, отпустите меня.

– Если я найду свою дочь, с тобой ничего плохого не случится. Ты скоро будешь свободен.

– Пощадите. У меня дома младшие братья и сестры. Отпустите меня.

– Сколько тебе лет?

– Девятнадцать с половиной.

Это был юнец, для которого пока имели значение каждые шесть месяцев.

Я с силой надавил на рукоятку пистолета.

– Значит, ты обманул меня. Ты сам – ученик-первогодок.

После некоторого колебания он моргнул один раз.

– Мне понятно, почему ты набивал себе цену, но еще одна ложь станет для тебя последней. Ясно?

Он моргнул.

– Так где же девочка?

Пользуясь прибором ночного видения, я миновал люминесцентно-зеленый теперь лес и подобрался с тыла к гостевому коттеджу. Оказалось, что на территории их несколько, и, по словам моего молодого пленника, Дженни держали в спальне второго этажа третьего по счету коттеджа от главного здания. Стены из красного кирпича, сложенная из красного кирпича каминная труба, белые ставни на окнах. Массивные инфракрасные очки позволили уловить движение в одном из окон второго этажа, что подтвердило мое предположение: внутри готовились к встрече со мной. И там, и вдоль дороги, и повсюду, где я мог неожиданно появиться.

«Необходимо отказаться от своих привычных схем…»

Форма бойцов Соги, как я и думал, представляла собой чудо дизайна одежды. Если не считать того, что она была мне на пару дюймов коротковата, то сидела идеально. Материал обладал невиданной мной прежде эластичностью, облегая любую фигуру и предоставляя полную свободу движений каждой мышце. Тонкая и легкая, как натуральный шелк, она одновременно позволяла телу дышать и сохраняла тепло. Вес такого «мундира» не ощущался вообще. Обычная одежда весила от трех до семи фунтов. Здесь же счет мог вестись в унциях. Неудивительно, что Оги, Кейси и Дермотт держались уверенно. У Соги все было доведено до совершенства.

Я остановился напротив того места, где предположительно прятали Дженни, чувствуя напряжение в каждом своем нерве. Едва ли они выделили для нее многочисленную охрану, подумал я. Скорее всего два или три человека. Один наверху. Двое внизу. Но кто-то мог находиться в ее комнате, и это сделало бы прямую атаку слишком рискованной.

Задняя дверь была покрыта белой краской в тон ставням, и в ее верхней части располагалась стеклянная панель, разделенная перегородками на шесть небольших квадратов. Отцепив от пояса дубинку и держа ее скрытно вдоль линии ноги, я постучал в стекло. Холодный пот струился у меня по спине, стекая в ложбинку, где рукоятка «беретты» упиралась в черную материю комбинезона. Из затемненной глубины коттеджа показалась тень, а потом дверь открылась.

– Какие там у вас новости? – по-японски спросил человек, закутанный в подобие плаща.

– Все то же, – ответил я. – Мы заставили их отступить и нанесли потери. Но скоро придется эвакуироваться.

Кивнув мне и бросив взгляд во двор, охранник разрешил войти и направился в глубь дома. Без стука закрыв за собой дверь, я последовал за ним, стреляя глазами по углам в поисках других стражей. Мы прошли через небольшую буфетную. Справа располагалась прекрасно оборудованная кухня, примыкавшая к гостиной. Никого. Впереди была еще дверь, которая вела в переднюю часть дома. Тоже никого. Когда я ударил своего провожатого дубинкой по голове, в моей руке удар отдался неприятной вибрацией. Он пошатнулся, но не упал. Пришлось опять ударить, и на сей раз с негромким стуком тело повалилось на пол.

– Черт! – воскликнул я по-японски.

– Что-то случилось? – донесся тихий голос из гостиной.

– Да вот… поранил палец на ноге.

В следующее мгновение в дверном проеме напротив меня возник силуэт. Я дважды выстрелил из «беретты» в грудь этому человеку, его отбросило к стене, а затем он сполз по ней, оставляя темные полосы крови на белой краске. Я подошел и наклонился. Женщина. Она была мертва. Подростки и женщины. Во рту появился привкус кислятины. Я только что убил женщину! В деревне мне пришлось вступить в схватку, но там от моей руки никто не погиб. А этой ночью я стал убийцей. То есть одним из тех, кого сам прежде ненавидел и презирал. Я откинулся на противоположную стену и сполз по ней спиной, опустив голову так, что она оказалась у меня между коленей.

«У тебя нет времени предаваться самобичеванию, Броуди! Действуй!» Я же чувствовал головокружение и отвращение к себе. Каждая секунда на счету! А что, если сейчас сюда явится еще один охранник? Сосредоточившись, я вскочил. Позволив себе вступить на зыбучие пески поисков моральных оправданий, я отбросил всякую осторожность, рискуя быть убитым. Если я хотел пережить эту ночь и спасти дочь, у меня не было сейчас права развалиться на части под грузом чувства вины.

Я поспешил уложить оба тела вдоль самой дальней стены буфетной и встал рядом, укрывшись от любого, кто мог войти из кухни или со стороны холла. Опустив «беретту» стволом в пол, стал вслушиваться в звуки внутри дома и снаружи. Коттедж был пропитан ароматами древесины дуба и сосны, к ним примешивался сильный запах чистящих средств. Снаружи заухал филин. Стрекотала одинокая цикада. В доме царила полная тишина. До меня не доносилось ни звука – ни с первого, ни со второго этажа. Ни шарканья подошв. Ни скрипа половиц. Никаких суетливых приготовлений к столкновению со мной, после того как я уже обезвредил двоих охранников. Я выждал минуту. Снова заухала ночная птица. Лонг-айлендская пастораль, да и только.

Никто больше так и не появился, и, осмелев, я тихо вошел в кухню, вскинув пистолет на изготовку. Никого. Из кухни тянулся короткий коридор, в конце которого находились входная дверь и гостиная, а по сторонам – ванная и лестница в подвал.

Сделав паузу, чтобы унять сердцебиение, я стремительно ворвался в гостиную, осматривая каждый затемненный угол, каждую нишу, которые отлично просматривались через прибор ночного видения. Посреди комнаты стоял диван с обивкой из черной кожи и кресла, а из большого окна открывался вид на ухоженную лужайку перед домом и лес. Но больше никого в черных одеждах здесь не было.

Я опять внимательно оглядел гостиную, а потом наружное пространство. Ни шороха, ни малейшего движения. Ни яркого зеленого сияния, которое бы исходило от человеческих фигур. Держась теневой стороны, я поспешил пересечь комнату. Через дверь в ее дальней стене я снова попал в буфетную, где оставил два распростертых у стены трупа, совершив полный круг.

На первом этаже никаких опасностей меня не подстерегало.

Сняв с охранников передатчики, я положил их на пол и раздавил каблуком, а затем перенес тела в ванную и запер ее на ключ. Вряд ли мужчина, которого я дважды ударил дубинкой по голове, мог скоро прийти в себя, но я все же последовал примеру Ноды и сделал контрольный выстрел ему в голову. При этом мне снова пришлось переступить через себя, однако на сей раз моральные терзания я отбросил прочь. Сейчас меня удовлетворяла краткая версия оправдания своих действий: эти люди первыми переступили черту, похитив мою дочь. И мне оставалось только радоваться, что на свете стало одним похитителем детей меньше.