Дж. Лэнкфорд - Чёрная мадонна

– Я Дева, я усердная девственница! Ты, дорогая мать, Рыба, сочувствующая рыбам. Наверно, в астрологии что-то есть. – Затем он перефразировал «Бхагавад-гиту». – Твое сердце полно блаженства, и ты, как свою собственную, ощущаешь каждую боль каждого существа, мама. Кришна восхищается тобой!

Мэгги рассмеялась и закрыла глаза. Она была готова поклясться, что ветер донес до ее слуха музыку: песню и барабанную дробь. Звук показался довольно знакомым, хотя она точно не слышала его раньше. Казалось, что песня подрагивает в воздухе и наполняет все вокруг бесконечной любовью. Барабан отбивал в ее сердце веселую дробь. Казалось, и песня, и барабан пытаются утешить ее.

Увы, в следующую секунду раздался ужасный голос:

– Астрология? Кришна? Si, si, Adamo! È un diavolo! È un diavolo! [64]

Внизу, на усыпанном галькой берегу неожиданно показался Карло Морелли, как будто все это время прятался под их верандой. Откуда он взялся? И как давно находится здесь? Мэгги краем глаза заметила на углу портичиолло красно-зеленое пятно. Лодка Адамо. Даже со своего места она видела, что он в стельку пьян и ничего не соображает. И впервые за все эти годы она поняла, что синьор Карло Морелли тоже пьян.

– Что вам надо? – крикнула она Карло.

Покачиваясь на нетвердых ногах, он, объятый слепой яростью, нагнулся и принялся подбирать крупные камни, а затем, один за другим, начал швырять их в сидящего на дереве Джесса. Каждый камень отзывался тяжелым ударом в груди Мэгги. Она видела, как вибрировал воздух за каждым камнем. Ухал барабан. Рыдала песня. Джесс посмотрел на синьора Морелли и сказал:

– Отец, прости его.

Затем он посмотрел на мать – только на нее одну. Глаза его светились любовью и нежностью. Она видела, что каждый камень попадал в цель. В лицо. В шею. На ее глазах Джесс отпустил ветку. На какой-то миг ей показалось, что он взлетит. Но затем поняла, что он падает. Рухнул на землю, как подбитый лебедь. Ее мир взорвался мелкими осколками. Карло Морелли, открыв рот, в ужасе посмотрел на Джесса и бросился наутек.

Обливаясь слезами, Мэгги опустилась на деревянный настил и положила Джесса себе на колени. Его тело было подобно легкому перышку, она почти не чувствовала его веса. Джесс хрипел. Каждый новый вздох давался ему с великим трудом. И хотя его грудь вздымалась, легкие почти не наполнялись воздухом. Он покидал эту землю, это озеро, эту жизнь. Об этом ей сказали и песня, и барабан. Но как он может покинуть её ? Ведь это плоть от плоти ее. Она дала ему жизнь, она вскормила его своим молоком. Ее руки кормили его с ложечки, ее губы целовали его разбитые коленки и локти, шептали ему слова утешения…

Джесс приоткрыл глаза.

– Ты плачешь.

– Какой жестокий, ужасный человек!

– Нет, мама, – прошептал Джесс. – Моя смерть научит синьора Морелли любить.

Мэгги решительно тряхнула головой и притянула к себе сына. Положив его голову себе на грудь, она принялась укачивать его, как часто делала, когда он был маленьким. Затем она услышала звуки, смутно похожие на собачий лай, и подняла глаза. Это вернулись лебеди.

– Нет, нет, нет! – закричала она, увидев, как Король-Молчун занял место вожака и, словно часовой, принялся выписывать на воде восьмерки.

Мэгги посмотрела на Джесса.

– Нет! Нет, мой любимый сын! Прошу тебя, сотвори для своей бедной матери чудо! Останься со мной!

Она вновь положила его к себе на колени. Джесс закрыл глаза. Мэгги подняла взор к небу и принялась читать молитву:

– Отец небесный, оставь его мне! Не забирай его от меня, прошу тебя, только не забирай!

Внезапно она ощутила, что Джесс дотронулся до ее лица, и когда посмотрела на него, глаза его сияли, как утренняя заря.

– Мама, я – твоя печаль и твой смех. Я – слезы, что ты пролила. Ты не будешь одна. Я всегда буду с тобой. Я отец. Я мать. Я дитя.

– Нет! Нет! – вскричала Мэгги.

Джесс потрогал ее живот.

– У тебя будет кто-то еще.

– Нет, Джесс, – сказала Мэгги. – Ты у меня один.

– Положи меня.

Мэгги даже не шелохнулась. Тогда Джесс прошептал:

– Пожалуйста.

Поддерживая ему голову, она осторожно подвинула его с колен. Сын еле дышал, и каждое его надрывное дыхание могло стать последним.

– Ti voglio tanto tanto bene , – прошептал он. – Ti voglio proprio bene [65].

Мэгги поцеловала его руку и произнесла:

– Ti voglio tanto tanto bene. Ti voglio bene .

Джесс улыбнулся.

– А теперь отвернись, – приказал он.

– Нет! Нет!

– Отвернись. Ti voglio bene, bene!

Мэгги отодвинулась от сына и отвернулась, как он просил. В следующее мгновение ее охватило умиротворение. Казалось, воздух звенел оглушающей тишиной, как будто не было ни мира, ни неба, ни звезд, ни земли у нее под ногами, ни виллы на прекрасном озере, что протянулось до самого горизонта.

И тогда она увидела своего дорогого Джесса, у которого, подобно Кришне, был миллион лиц и миллион рук. Он был бородатым старцем в сандалиях, и люди следовали за ним, ведомые его любовью. Он был обнаженным индусом, совершающим омовения в водах Ганга. Он был священником в золотых одеждах, совершающим мессу у алтаря. Он был украшенным перьями шаманом, погруженным в транс. Он был раввином, читающим Тору, а затем многоруким Шивой, танцующим танец смерти. Он был монахом в шафранных одеяниях, баптистским проповедником в пыльном южном городке, правоверным мусульманином, совершающим намаз. Он был всеми теми, чьи имена шептал ей во сне.

Он был Великим Древним, он был Помазанником Божьим. Он обитал во всех сердцах. И все-таки он был ее сыном. Мэгги рыдала, и, казалось, слезы текли из ее утробы, в которой она выносила его. Внезапно она вновь услышала песню и барабанную дробь. И ощутила, как ее переполняет счастье, как будто им наполнена каждая клеточка ее тела. Время как будто замерло на месте. Мир замер на месте. И тогда она увидела, как над водой взлетел лебедь. Другие птицы распростерли позади него крылья и величественно устремились к солнцу. В тишине Мэгги обернулась. Веранда была пуста. Берег тоже был пуст. Джесс Джонсон, спаситель мира, исчез.

После этого никто больше не видал Короля-Молчуна. Вместо него на озере появился другой лебедь, с крепкими здоровыми лапами. Он спарился с самкой, у которой не было пары. У лебедей появился новый вожак.

В 2001 году я, вместе с моим внуком Деваром, через Париж вернулась в Северную Италию. В то время Девар жил в Мичигане, а я – в Техасе. Мы с ним встретились в аэропорту О’Хара в Чикаго и полетели в Париж, затем скоростным поездом отправились на юг, в Турин, где провели несколько дней, делая снимки тех мест, где будут разворачиваться события «Черной мадонны». Мы также осматривали достопримечательности и ели вкусную местную еду. Спустя неделю мы поездом через весь Пьемонт отправились в прекрасное местечко Арона, на южном берегу озера Маджоре, на границе между итальянскими и швейцарскими Альпами. Именно там расположена желтая вилла, где разворачиваются основные события книги. В те благословенные дни вместе с Деваром мне легко было понять все то, что связывало Мэгги и ее сына Джесса. Я с легкостью представляла себе, как Джесс кормит лебедей – как это делал Девар, – как элегантно смотрелся он в своем костюме, как постоянно вертелся на стуле, так же как и Девар, когда мы в Милане посетили оперу в «Ла Скала». Так что мне не стоило больших трудов представить себе «беззаботную грацию», которая отличала ребенка Мэгги.