Leo Vollmond - Карточный домик. Проклятье королей

Адам прикусил тонкую кожу на девичьей шее и прижал точеный стан к своему уже разгоряченному телу, прошел ладонью выше от живота, поймал в нее грудь и сжал ее. Она легла в ладонь, как влитая. Он осторожно сжимал и поглаживал ее, намеренно задевая затвердевшие в ответ на прикосновение соски. Адам нырнул под одеяло, повторив весь путь горячей ладони губами и языком. В момент, когда его губы сомкнулись на соске, девушка обняла его ногами, призывно и бесстыже прижалась к нему всем телом. От радостного приветствия медлить не хотелось ни минуты. Подразнить ее он еще успеет, сейчас время действия, и за ним Адам не постоит. Быстро, голодно, решительно, сжав зубы на соске, он запустил руки в ее намокшее белье, окончательно потеряв голову от манящей близости.

– Ах, – тихий женский стон удовольствия поощрил его к дальнейшим действиям столь же настойчивым и откровенным.

Адам, не задумываясь, стащил с нее одежду, освобождая себе путь к ее телу. Ноги девушки опять обвинили его, прижимая сильнее. «Как же хорошо, как же правильно, как же сладко», – думал он и давно не ощущал себя так: на своем месте. Без ненависти к самому себя, без угрызений совести и стыда за слабость воли. Ему хотелось большего прямо сейчас.

Язык продолжал жить отдельной жизнью, играя с грудью девушки, которая сегодня была невыносимо манящей. Адам скользнул пальцами по ее складкам, почувствовав на них следы ее возбуждения. Стон девушки впился в голову алмазным сверлом. «Что-то не так, слишком хорошо, слишком сладко, все слишком», – подумал Адам, но сил на мысли у него практически не осталось, а вся кровь в момент устремилась вниз живота. Возбуждение стало нестерпимым, оно требовало своего сейчас и немедленно! Адаму казалось, что он опять в одном из своих фантазийных мальчишечьих снов, где рядом не Беатрис, а она. «Нет!» – уверенно крикнул он в мыслях и немного грубее скользнул пальцами глубже по возбужденной женской плоти в окутавшее их тепло.

– Да! – срывается с ее губ со вздохом, когда девушка сжалась вокруг его пальцев, стоило ему едва войти с привычным напором, резкостью и уверенностью.

Она задрожала, сильнее прижимая его к себе ногами. Адам физически ощущал ее сильный оргазм. Решив подразнить ее, он только еще больше раздразнил себя. Разбудил внутренних бесов, оскалившихся и почувствовавших сладкий запах животной похоти. Адам зарычал, вцепившись зубами в острую ключицу, но женский испуганный крик заставил его поднять голову и открыть глаза через одно ослепительно долгое мгновение после того, как он ощутил тепло ее тела. Паника. Вот что ждало его, когда Ларссон открыл глаза и столкнулся с грозовым небом Нордэма.

Девушка под ним, еще секунду назад стонавшая в ответ на ласки, не смогла произнести ни слова, а во взгляде читался ужас. Адам вошел в нее слишком резко и неожиданно, и ее взгляд потемнел. Пасмурные тучи в ненастном небе заметно сгустились, сделав его непроницаемым и практически черным. Быстро убрав от нее руки, Ларссон потерял равновесие и придавил Эванс всем своим весом, на что, ожидаемо, последовал протест и попытки освободиться.

– Тише, тише, спокойно, – сказал он, глядя, как девушку охватывает паника. – Спокойно, – он сразу немного отодвинулся от нее, но старался не делать лишних движений одновременно приятных и затягивавших в процесс и совершенно не желательных во избежание продолжения.

Вопрос еще был в том, кто из них двоих испугался больше. Рябь в токсичном море была не меньше, чем сгустившиеся тучи в пасмурном небе, смотревшим на Адама в ответ. Рыцари на то и рыцари, чтобы быстро оценивать степень риска на поле боя.

– Ничего страшного не произошло, – что Адам и сделал в логичном спокойном выводе. – Ты просто перепутала комнаты, – отсутствие продолжения, мягкий тон, точные слова быстро возымели эффект, и паника в глазах девушки отступила.

Дерганые попытки высвободиться, только обострявшие возбуждение их обоих, немедленно прекратились, а рациональное снова затянуло хмурое небо туманной пеленой без единого просвета.

– Спутали меня с Беатрис? – хриплым голосом спросила Миа, оправдывая его, на что Адам закрыл глаза и выдохнул, прислонившись своим лбом к её, благодаря без слов.

– Сейчас ты встанешь и идешь в комнату Лиама дальше по коридору. Ты меня поняла? – он осторожно взял ее за подбородок, боясь коснуться. – Кивни, если поняла, – аккуратно приподнял он ее лицо, будто для поцелуя, и инстинктивно опустился всего на дюйм, замерев над ее губами.

Она кивнула. Она всегда кивала. Согласилась, что уйдет, а он не хотел, чтобы она уходила. Рядом с ней было так хорошо и спокойно. Девушка зашевелилась и начала выползать из-под него, чтобы стало большой ошибкой. Миа совершенно не беспокоилась об аккуратности своих действий и не задумывалась о последствиях. От легких движений гибкого тела под ним Ларссона затрясло. «Она это специально, да? Да!» – цветные круги заплясали перед глазами, и Адам сжал простынь по бокам от тела девушки. Уткнулся лицом в подушку, сдавленно застонав, и не смог остановить себя. В ней было слишком горячо, рядом с ней было слишком сладко, все рядом с ней слишком. Выдержка Адама трещала по швам, как и простынь в его руках, и он не смог себя остановить, когда так долго сдерживал инстинкты. Он же не железный, в конце-то концов, и все еще человек.

В отместку за принесенные сладкие муки Адам укусил ее за плечо, и Эванс отпрянула резко и быстро, прочертила спиной вверх по постели и тут же сжалась от судороги, прошедшей по телу, а ее глаза закатились с рваным вздохом, сорвавшимся с губ.

– Стой, – неестественно хриплый голос напугал ее сильнее, и девушка замерла, не шелохнувшись. – Расслабься, – сквозь зубы выдавил он, и непонятно кого из них он просил ее или себя.

Эванс, привыкшая четко выполнять поставленную задачу, моментально ответила на команду. Расслабилась, обмякла и съезжая по его бокам бедрами.

Адам поздно понял, насколько ошибочной была его просьба. Стоило Эванс расслабиться и впустить его глубже, и здесь уже никакие запреты никому из них не помогут. «Твою ж мать», – едва не высказал он вслух, но прикрыл глаза, рвано вдыхая, когда она выгнулась навстречу, и дрожь вдоль позвоночника затмила Ларссону разум.

– Я не это имел в виду, черт, – шипел он в подушку, прогрызая ткань наволочки зубами.

О двойном смысле своих слов задумываться было поздно, да и думать сейчас уже не хотелось, когда все их общение свелось в плоскость даримых друг другу ощущений.

– Поздно, – что и так понятно без ее уточнения, но Миа все же подводит черту.

Поздно. Для них обоих разум потерян, воля сломлена, семь лет притирок и проверок не прошли бесследно. Поздно, когда пасмурное небо темнее темного. Поздно, когда зеленое море светится изнутри. Поздно, когда непреодолимая сила сталкивается с неподвижным предметом, доказывая, что одно не существует без другого, а существовать в равновесии – не для них. Поздно, когда уже по привычке губы находят губы, что целуют в ответ вместо сказанных едких и обидных слов, и руки оплетают шею, а не отталкивают.