Leo Vollmond - Карточный домик. Проклятье королей

На долгое продолжение никто и не насчитывал. Только не сейчас, когда после сна все ощущения в сотню раз ярче. Ни в миг единения, когда уже все чувства обострены до предела и режут острыми гранями все поставленные между ними условности. Правило «пойдем в поход, а там по обстановке» не работает, когда непроходимые тернии у тебя за плечами, а звезды сверкают на горизонте и под закрытыми веками. Поздно, когда ты уже на вершине мира, и он у твоих ног. Вернуться назад не получится, значит, придется идти только вперед по тропинке из жгучего тянущего удовольствия.

Каждое движение сопровождается движением навстречу, каждый вдох слышится эхом в ответ. Только здесь, когда ничего больше не существует, и ничто уже не имеет значение, когда есть только они. Поздно. Когда вокруг настоящее и живое.

Адам смотрит перед собой расплывающимся взглядом и видит, как хмурое небо светлеет, и из него вот-вот проглянет Солнце. Оно жжет, а не греет, и хочется обжечься сильнее, упасть на острые скалы и никогда не подниматься. Ему бы успокоиться и закончить начатое, но скучно идти в поход одному. Без ее удовольствия его будет неполным, и Адам ждет свое тихо. Тот самый неповторимый момент, когда оно оглушительно, и такое редкое в Нордэме Солнце опалит и душу, и тело, выжжет изнутри. Двигаясь осторожно, что стоило неимоверных усилий, он подводит ее к тому самому пику, откуда видны звезды. Они сверкают миллионами огней и лежат у самых ног. И если она позволит, он покажет ей каждую, а если повезет, то и все разом.

– Ми, давай, детка, – ласково шепчет он ей на ухо, – давай же, милая, – бормочет почти неосознанно в прилипшие ко лбу волосы.

Она впивается тонкими пальцами в напряженные плечи, мышцы на которых словно натянутые канаты, зажмуривает веки, чтобы ни единый квант света не попал сквозь них. Ни внутрь, ни наружу. Только ее звезды, только она будет смотреть на них. Пусть он покажет ей их, на этот раз она позволит, если будет смотреть на них не одна.

– Ты, – в ответ на глубоком выдохе при выгнутой спине от судороги, выкручивающей позвоночник.

Он ловит ее, помогая немного приподняться, прижаться к нему теснее, влиться кожей в кожу. От ее «ты» не хочется дышать. Вот оно – его тихо. Шепчет и зовет за собой.

– Я здесь, я с тобой, – хриплым голосом сам пугает себя, что почти соврал. Еще немного, я он оставит ее одну здесь в этой реальности времени и пространстве, когда для него они перестанут существовать.

Тонкие ручки обнимает его, пальцы зарываются в волосы, а губы что-то неразборчиво шепчут. Адам чувствует каждый ее напряженный мускул и снаружи, и внутри. Натянута, как струна, и в любой момент лопнет, оставив ему его тихо.

– Скажи, – просит он, дразня, и кусает за мочку уха. – Хочу, чтобы ты сказала, – как никогда, важно слышать ему, что она понимает, где и с кем, что перепутала комнаты, но в остальном отдает себе отчет, кто подводит ее к пропасти, что скинуть вниз в объятия токсичность зеленого моря.

От резкого и точно направленного толчка тело под ним выгнулась, зашипело хрипом, вырвавшимся из горла, не дав ему сорваться на крик.

– Адам, – зовет она его словно через туман, оплетает ногами и руками, держится за него, как за неподвижный предмет, вокруг которого бушует непреодолимая сила. Бескрайнее зеленое море вокруг базальтовых скал.

– Я здесь, – шепчет он, перед тем как найти ее губы своими и заглушить несдержанный финальный вскрик, родившийся в горле.

Двигаясь точно так, как следует, чтобы продлить ее удовольствие, Адам уже не может сдержать свое. Миа же оплела его, словно колючая проволока, и ему не выбраться без царапин. Нужно пройти сквозь тернии, чтобы увидеть звезды, и он следует за ней.

– Черт, – поздно сообразил, что он не в походной экипировке, и попробовал стряхнуть с себя девушку, крепкую державшую его. – Ми! – то ли простонал он, то ли просто звал ее, но она услышала.

– Можно, – тихо шепнула, обмякнув на нем, успокоила его метания и одновременно подхлестнула этим.

Расслабившись, девушка ослабила хватку, чем вернула Адаму возможность свободно двигаться. Много времени ему не понадобилось, чтобы догнать ее на финише, и уже падая рядом, он едва не придавил девушку. Адам сгреб Мию в охапку, опустив подбородок на ее макушку, и старался выровнять дыхание. Сердце, не переставая, колотилось, разгоняя по телу кровь с хлынувшим в нее удовольствием. Слушая ее поверхностное дыхание, щекотавшее кожу на груди, Адам сам не заметил, как провалился в сон. Он бы и спал так дальше, если бы копошения поблизости не выдернули из состояния полной нирваны.

– И куда ты собралась, – недовольно проворчал он на шевеления тела рядом. – Не спится тебе, – бубнил Адам и уткнулся лицом в подушку, когда Эванс все же выскользнула из-под бока.

– Хотелось бы в душ попасть, – она отвечала так же недовольно, но из-за расслабленности выходило у нее неправдоподобно и даже как-то неискренне.

Адам глухо рассмеялся в подушку и быстро схватил девушку за кисть, пока она не успела опомниться и начать злиться по-настоящему, и, не открывая глаз, посмеивался уже в ее растрепанные волосы, пропахшие камфорным маслом и лекарствами.

– Что смешного? – девушка все еще продолжала возмущения и вяло выворачивалась из крепкой хватки, но без привычного энтузиазма.

– Представил, как ты в таком виде идешь по коридору, – и вот теперь он почти хохотал в голос, а под ребра Адаму прилетел тычок маленького и острого локтя. – Поосторожнее никак нельзя было? – сказал он, пытаясь отдышаться и наигранно потирая ушибленное место.

– Простите, я не специально, – лукаво ответила девушка и хитро улыбнулась.

– Кто бы сомневался, – сказал он, закрывшись от Эванс ее же подушкой. – За что ты бьешь меня? Это не я пришел к тебе в спальню, – Адам быстро свалил вину со своей головы на нездоровую голову Эванс, и признаваться в соучастии преступления, конечно же, не собирался.

– Простите, сэр, впредь буду более внимательна при выборе места для сна, в следующий раз лягу на коврике у порога, – язвила она, задетая словами Адама.

Не на вражеском поле ей пытаться одержать победу. Адам, даже не оторвав голову от подушки, высунул руку из-под одеяла, затаскивая Эванс под него, и быстро обернул его вокруг девушки в несколько слоев. Обездвижив жертву сплетенной вокруг паутиной, паук приступил к передаче ей пищеварительных ферментов по средствам глубокого поцелуя. Целовал ее нагло, напористо, без ее на то разрешения и не давал возразить, хотя знал, что она бы возразила. Целовал до тех пор, пока тело внутри свитого кокона не обмякло и не прекратило конвульсии в ответ на поцелуи. Он бы так и целовал ее еще, но Эванс права, надо в душ. Она всегда права.