Хайнер Мюллер - Филоктет

И ты еще владеешь языком
И болтовней оттягиваешь время?
Тогда послушай, как мое молчанье
Твою сломает речь. О городах
Я ничего не знаю. Здесь их нет.
Не верю ни в какие города.
Они из слов построены, из снов.
Они ловушки для слепых очей,
Расставленные в воздухе пустом,
Воображенья грязного плоды,
Совокупленья лжи с другою ложью,
Их нет, и ваша зелень – тоже ложь,
Моя земля плешива, и хочу
Такой же видеть я и вашу землю.
Средь пустоты простерто это нечто
Богами безработными от скуки,
И наголо обрито изверженьем,
И сыпью безобразною покрыто,
И вымыто огнем – пока огонь,
Похищенный у высших сил небесных,
Навек всю сыпь с лица земли не смоет,
И не возьмет Ничто обратно звезды,
Одолженные времени, оставив
Лишь пустоту повсюду на земле.
Вам надо вырвать лживые глаза,
Пустые впадины вам скажут правду,
И даже собственная жизнь моя
Одно лишь оправдание имеет:
Что ты погибнешь от моей руки.

Еще есть выход из твоей беды:
В победе вас обоих надо мной.
Как говорится, лавры не для мертвых.
Я смерть встречаю от твоей руки,
И собственное имя на губах
В тени стрелы имеет привкус крови.
Но я прошу тебя: последуй в Трою
За трупом Одиссея. Я виновен
В несчастье, некогда тебя постигшем.
На мне лежит вина в обмане новом,
Который совершил я против воли.
И там солгите так, чтоб смерть моя
Отряд мой в войске греков удержала.
Скажите, что могилу не нашли,
Скажите, что меня сожрали рыбы,
Что бог морской в пучину затянул
За то, что осквернил плевком я море.

Я отдал лук. Но я – твой щит.

(Филоктету.) Возьми

За жизнь его – мою. (Одиссею.) Она дешевле.

Ты не мешай, пока не пригодишься.

Слыхал, что сказано? Твое лицо
Мне зеркалом послужит, я твоими
Глазами смерть его хочу увидеть,
Пока своей в лицо не глянешь ты.
Зачем отказано богами мне
В таких глазах, чтоб я увидеть мог
Свои глаза, глядящие на это?
Зачем тот миг не будет длиться вечно?
Ах, если б выкопать из глаз твоих
Его портрет в последнее мгновенье,
А из ушей – его последний крик.

Учись теперь, как служат полководцам.
Я высажу тебя с гнилой ногой
На камни, чтоб от боли ты шатался,
Теряя разум, ползал по камням,
На трех ногах пытался убежать
От собственной ноги – гнилой, четвертой,
Той самой, от которой не сбежишь.
И не сбежишь от собственного воя –
Он будет только громче раздаваться.
А если станешь уши зажимать,
Он станет громче у тебя внутри.
Ты опьянишься собственным зловоньем,
Стервятник среди коршунов, тебя
Стервятники заставят выть от страха,
Они тебя зальют своим пометом
И очень скоро превратят в помет.
Ползи наперегонки с гнилью, коршун,
И собственная гниль тебя настигнет,
Ползущего ползком. Ползи быстрей.
Ну что, вопить умеешь? Лемнос учит.
Жрать коршунов умеешь? Учит Лемнос.
Попробуй-ка на вкус, какая зелень,
Как здесь растет трава, цветут деревья,
Пока тебя не вырвал я с корнями
Из самого себя.

Держи, твой коршун.
Учись-ка у него, чему учил.
Жри – он таких, как ты, нажрался, –
Кормись своей могилой, скоро он
Твоей могилой станет. Что, отвратна
Твоя работа?

Мне моя – отвратна.

Из всех, кого убил я, первый ты,
Чей выход на тот свет в спине проделан,
Зачем другой руки здесь не нашлось?
Не много чести – мертвого убить.
Сейчас исходит кровью тело смерти.
Он под пятой у смерти жил давно,
И от напасти я его избавил
И нас.

А ты способный ученик.

Все почернело вдруг.

Да, это стая
Стервятников отбрасывает тень.
Последняя не сделана работа.
Одни дела влекут другие. Камни.

То, что осталось от него теперь,
Когда мы сделали свою работу,
Пусть не останется в желудках птиц,
Пускай идет путем, который плоти
Неведом, пусть соединится то,
Что расчленили мы. Закрою я
Камнями грудь, затылок, череп, ногу,
Закрою все, что я на камни бросил.

А лук оставь, ему не пригодится.
И коршунам не годен в пищу он.
Противно мне, что я обязан жизнью
Такой ужасной смерти.

И противно
Тебе ее дарить. Ноя надеюсь,
Что ненадолго. А его рука,
Бессильная теперь, имела силу
Держать во власти тысячное войско.

Там видно будет. Подними-ка лук.

Троянцы наши города растопчут,
Раз Филоктет не приплывет под Трою.
Ты сам так говорил.

Да, говорил.
Теперь скажу иное. Обойдемся.
Он лишний, но помехой нам не будет
Уйдет сквозь камень на ногах здоровых.
Он нам нелишним был в семи штормах,
Придется без него войну закончить.
Возьми колчан. Одна стрела – троянец.
Хотел бы я заснуть, как он. О боги.
Пускай бы гром из глаз мне вынул небо,
Пускай бы молния разверзла землю
У ног моих. Но нет. Молитвы тщетны.
Идем же. Сменим снова эту почву
Нетвердую на палубы подвижность
И тело, погребенное едва,
Оставим, чтоб увидеть груду тел
И погребенную под ними почву.
Ее уж не хватает для того,
Чтоб места всем хватило. Слишком много
Убитых слишком быстро. Но и мало,
И слишком медленно. Не взять нам город,
Пока не перевалят через стены
Убитые. Идем быстрей – не то
Услышаны мои молитвы будут,
И боги раньше времени пошлют
Мне вечный сон. А ты один вернешься
Под черным парусом на побережье,
Зыбучее от крови. Одного
Из мясников своих утратит войско.

Хотя живьем нам рыба не далась,
Пускай приманкой мертвая послужит,
Быть может, даже лучше, чем живая, –
Нам рана заострить поможет копья.
Прочь эти камни. Труп – ко мне на спину,
Ему свои я ноги одолжу.

Живой ты ношей был потяжелее,
Твою же ношу целых десять лет
Отягощали лемносские камни.
Теперь от голода ты легче стал,
От голода, что длился десять лет.

Так вот: троянцы нас опередили.
Хотели натравить его на нас,
А он остался благородным греком
И потому врагами был убит.
Бессильны оказались перед ним
И золото, и речи, и угрозы.
Мы собственными видели глазами,
Как он с семью троянцами сражался.
(Нас не пускал прибой.) Восьмой троянец,
Подкравшись, в спину меч ему вонзил.
Он вскрикнул так, что заглушил прибой.
(Мы сами чуть в прибое не погибли.)
Картина эта врезалась нам в память.
Свидетель гибели его печальной,
Ты – помнишь? – выпустил из рук весло.
Волна чуть не расшибла нас о скалы
И тут же, откатившись, пронесла
Врагов на легком судне мимо нас.
Им удалось уйти от наших копий,
Мы даже не смогли им отомстить.
Прибой враждебный помешал и в этом.
А лук они оставили при бегстве.
Убийцы хорошо известны нам –
Мы узнаем их по удару в спину.