Йосеф Бар-Йосеф - Это великое море

Мишазаходит обратно в дом. Ноахи Пнинапоявляются в своей квартире.

Ноах (покачивается, опускается на стул). Что такое? Почему все качается?

Пнина.Это из-за свечей.

Ноах.Свечей?.. Когда ты уже прекратишь изворачиваться? Почему не скажешь прямо: ты выпил лишнего! Включи электричество, хорошо?

Пнина в нерешительности смотрит на него.

Прости… Разумеется. Да… Я… Я сам зажгу. (Поднимается со стула и остается стоять посреди комнаты.)

Пнина (выходит в соседнюю комнату взглянуть на спящих детей, возвращается). Все в порядке.

Ноах. А?..

Пнина.Дети… Они спят.

Ноах.Да ну?! В самом деле? Их не украли? Не похитили?

Пнина.Ты прав, я ужасная трусиха.

Ноах.Ты не трусиха, ты упрямая женщина. Ни за что никогда не уступишь. Цепляешься за свой страх, как будто это спасательный круг. Нашла сокровище!

Пнина. Ты сердишься на меня.

Ноах. Ты должна научиться получать удовольствие и от этого. От дружеских встреч и приемов. Да! И в субботний вечер тоже! Вместе со мной. Ты думаешь, мне это было легко? Не слышала их? Адвокат по переписке!.. Конечно, они-то учились в Лондоне и Бейруте. Правильно! Признаю – виновен. Разве только это? Оставил ешиву, перессорился со всей семьей, пока учился по переписке. И в дополнение к этому еще зарабатывал вам на хлеб – пока учился по переписке. И еще сражался, защищал Иерусалим. Тоже виновен. Стыд и позор, верно? (Покачивается, хватается руками за спинку стула.) Для чего?.. Зачем я встал?

Пнина.Ты хотел включить свет.

Ноах.Да. (Делает шаг, покачивается, падает на стул, смеется.) Но я научился получать удовольствие! Вот именно. Я им показал, что значит выпить и закусить. Как следует закусить! Там не существует режима экономии, о нет! Икра, самая настоящая – красная и черная, не какой-нибудь вам яичный порошок. Да, человек должен уметь наслаждаться хлебом и вином, но черной икрой и виски тоже! Хлеб и виноградная гроздь… Пожалуй, это то, что мне сейчас нужно!

Пнина.Принести тебе?.. Хочешь поесть? Теперь?..

Ноах.Теперь, теперь! Да, у меня разыгрался аппетит. А что – как они? Им подают всякие яства, отборнейшие плоды земли, и они, видите ли, делают великое одолжение, если соглашаются от них отпробовать. Спесь и жеманство не позволяют людям даже поесть по-человечески. Это грех. Не меньший, чем обжорство, и пьянство, и погоня за всяческими удовольствиями – оборотная сторона той же медали. Высокомерие – вот как это называется: пройти мимо, не прикоснувшись. И если б хотя бы была беседа! Сказали бы что-нибудь интересное. Процессы, дела, успехи – скукотища! Если адвокат, так, значит, сушеная вобла? Вяленая селедка?

Пнина (ставит перед ним хлеб и виноград, смеется). Почему вдруг – вяленая селедка?

Ноах (ест). Почему вдруг?.. Вяленые сельди – о чем они говорят?

Пнина (смеется). Я не знаю.

Ноах.О делах! О выигранных процессах, о своем месте в бочке с рассолом, кто лежит на дне и кто пристроился повыше. У кого больше соли во рту, у кого поменьше. И разговаривают все тихо, вежливо, прилично. А то еще подумают, упаси Боже, что они ожили. Снова засолят. Едят и пьют в меру, ничего, разумеется, не пачкают, не марают, не выставляют себя на позор.

Пнина.Ты не…

Ноах.Я – да! И плевать, пускай смеются, пускай издеваются. Человек – не селедка, человек создан по образу и подобию Божьему, верно?

Пнина.Да, так написано.

Ноах.Человек – велик, широк, безмерен. Как море! Он не должен тратить себя на ерунду: карьеру, работу, успех. Есть Вселенная, есть философия, литература, красота, политика! Нужно орать во все горло – громко, воодушевленно. Набрасываться, хватать обеими руками, с разинутым ртом, пусть валится, пусть пачкает, пусть неприлично! Не бояться, что начальник заметит, что он выпучит глаза. (Смеется.) Между прочим, у него роман с секретаршей. Заходят к нему в кабинет, закрываются, через десять минут выходят – все скромненько, молчком, будто больной с медсестрой, будто укол сделали или нарыв вскрыли.

Пнина (смеется). Хватит тебе!..

Ноах.Говоришь «хватит», а сама смеешься. Иерусалимская скромница! Почему ты там не смеялась?

Пнина.Я не понимаю…

Ноах.Есть еще виноград?

Пнина.Еще? После всех бутербродов, что ты там умял?..

Ноах.Сандвичей! Теперь говорят: сандвичей!

Пнина.Мне больше нравится, когда ты ешь хлеб и виноград.

Ноах.Нужно уметь поглощать все.

Пнина.Хлеб и виноград я, по крайней мере, умею сказать как надо.

Ноах.Ты не дурочка, вовсе нет…

Пнина.Я рада. Ты так часто это повторяешь в последнее время. (Подает ему еще виноград.) Вот…

Ноах (не ест, смотрит на ее платье) . Да, теперь ты смеешься, теперь и оно тебя не жжет…

Пнина.О чем ты? (Догадывается.) А!.. Платье… Я совсем позабыла. Сейчас переоденусь.

Ноах.Зачем? Вспомнила, до чего ж оно неприлично? Снова обожглась? Такой вырез… декольте…

Пнина.Ты смеешься надо мной…

Ноах.Как же над тобой можно не смеяться? То оно жжет тебя, как огнем, то ты вдруг вообще о нем забываешь.

Пнина.Когда я дома, только с тобой, все совершенно иначе.

Ноах.Опять дом, все тот же дом… Будто нет на свете ничего, кроме дома! Дом так и дом эдак, и опять-таки дом! Топаем домой! Это платье не для дома. За пределами нашего дома тоже существует жизнь. Я должен завоевать свое место в большом мире, это война, борьба, сложная, нелегкая, мне нужна твоя помощь, нужно, чтобы ты была мне под стать.

Пнина.Я стараюсь. Я, между прочим, сама его сшила. Эстер мне только посоветовала…

Ноах.Верно. Но чего мне это стоило – убедить тебя. И еще пыталась удрать оттуда. Схорониться в сторонке. Да ты, если б только могла, в стену бы замуровалась! Я торчу посреди зала – один, как чучело огородное…

Пнина.А в более скромном платье я не могу тебе помочь, быть тебе под стать?

Ноах.Ты превращаешь меня в посмешище!

Пнина.Но почему?

Ноах.Потому что здесь не Меа-Шеарим! Тут недостаточно рожать детей и вести хозяйство. Это там – вся слава царской дочери внутри. Тут ты должна быть со мной и снаружи. И подавать себя с наилучшей, наивыгоднейшей стороны, выглядеть красивой, элегантной, притягательной. Мы оба, именно из-за того, что мы тут чужаки, должны уметь произвести впечатление. Уметь блистать. Выглядеть ослепительными, счастливыми. Наслаждаться жизнью! Вместе! И ты можешь. Ты смогла. Ты преуспела – в этом платье, я видел, как они на тебя глядели.