Йосеф Бар-Йосеф - Это великое море

Пнина.Да, правда, какая-то женщина даже спросила, у какой портнихи я заказываю платья. Удивилась, когда я сказала, что сама шила. И про материю поинтересовалась. Представляешь, не могла поверить, что в Иерусалиме продают такие ткани. Эстер к свадьбе…

Ноах (стонет). О чем ты говоришь? Эстер! Кого ты обманываешь? Мужчины смотрели! Пожирали взглядами твое декольте! И можешь мне поверить, не материя их интересует. Да и не такой уж, честно сказать, глубокий вырез. Там были и побольше. Только у них это просто так, как футбольное поле. А у тебя это… у тебя это жжет. Красота – твой товар, сумей предложить его как надо.

Пнина (усмехается). И жжет, и предложить?

Ноах. Что?

Пнина.Ничего. Я переоденусь. (Хочет уйти в соседнюю комнату.)

Из дома напротив, из квартиры Миши и Риты, доносится краснознаменный хор. Ноах поворачивается к окну. Пнина останавливается в дверях.

Ноах.Он не может больше этого вытерпеть! Призывает ее вернуться. Посылает за ней казачий отряд. А может, он таким образом кричит «караул!». Сообщает всему миру, что жена его гуляет в ночи невесть где. Если бы Красная Армия знала, чему служат ее боевые марши!

Пение внезапно обрывается. Ритазаходит во двор. Через плечо у нее перекинута сумочка, слышен стук ее каблучков.

Отчаянная женщина. Как выстукивает каблуками – не пытается прокрасться незаметно, ничего подобного.

Пнина.А что ей скрывать? Она и по ночам работает. Она очень много работает.

Ноах.Ты уверена? В субботние ночи работает?

Миша, как видно, давно поджидавший жену в дверях дома, выступает Рите навстречу, преграждает ей дорогу.

Рита.Дай мне пройти.

Миша не двигается с места и не отвечает.

Я играла в теннис. Теперь корт открыт и по субботам. Вот… (Показывает ему ракетку.)

Миша.В этих туфлях? На высоких каблуках? Новехоньких? Самых дорогих?

Рита (показывает ему теннисные туфли). Вот в этих! Что-нибудь еще? Товарищ Сталин тоже играет в теннис.

Миша.Товарищ Сталин нас не касается! Думаешь, проведешь меня? Зачем тогда переобулась? В теннисных туфлях ходить удобнее.

Рита.Затем, что я люблю на каблуках! Хватит, Миша, уймись.

Миша (придвигается к ней поближе). Без лифчика? Думаешь, я не вижу?

Рита.А хоть и без лифчика! Я могу себе позволить. Дай пройти.

Миша.Что я, не знаю тебя? Минуты даром не теряешь! По ночам идешь со своего тенниса, каблуками стучишь – чтобы все слышали, оборачивались, глядели, как ты тут без лифчика… Титьки под блузкой, как два гуся! Голые и с красными клювами. Всем глаза выклевать!

Рита решительно огибает его, направляется к дому, Миша за ней.

Ноах (смеется). У каждой свои гуси! (Принюхивается.) Духи ее… с ума сойти!

Ализатем временем заходит во двор, указывает на Риту и Мишу.

Ализа.Что за люди! Ну и что, если они побывали там? Кто им велел оставаться в Европе? Могли бы ехать сюда и мучиться вместе с нами. Я так, прогуливаюсь. Дышу свежим воздухом. (Выходит.)

Ноах.Она прогуливается, а сынишка трудится. И по ночам, и по субботам…

Пнина.Я должна извиниться перед тобой.

Ноах.Передо мной?.. Ты?

Пнина.Это уже давно, когда Эстер была здесь с Эфраимом, мы сидели внизу в палисаднике. Вдруг появляется парочка и скрывается в кустах. Понимаешь, лиц невозможно было разглядеть, мы видели их только со спины. И я подумала, что это… (Умолкает.)

Ноах.Ну? Начала – так говори.

Пнина.Я подумала… что это ты. И… ты знаешь, кто еще…

Ноах.Да, я понимаю. (Смотрит на нее.)

Пнина.Что ты?..

Ноах.Ты хотела переодеться. Этот вырез – его надо упрятать в шкаф.

Пнина.Да, правда. (Хочет уйти, останавливается.) Ты…

Ноах. Что?

Пнина.Ты знаешь…

Ноах.Высказывайся яснее. Как раньше. Помнишь? Суббота. Ночь. Свечи еще не догорели. Ты в своей кровати, в своем углу, а я в своей – в своем закутке. Ты говоришь: «Ноах!..» А я – у меня сердце колотится, как бешеное, – я говорю: «Да…» Тогда ты говоришь: «Принеси мне попить…» И я иду принести тебе стакан воды – всю дорогу с этим стаканом воды, такой долгий путь… И такой короткий!

Пнина.Хватит тебе… Зачем ты?

Ноах.Смущаешься, краснеешь. Красиво при этом свете… Щечки пылают. Пожар… Жжет, горит…

Пнина.Если ты хочешь…

Ноах (не слушает ее, подходит к окну). Ты думаешь, они там тоже… Субботней ночью? Для них это тоже самое подходящее время… страдать от жажды. Но кто подаст ей стакан воды? Он ведь без ног. Ты думаешь, он вообще?..

Пнина (продолжает фразу). Если ты хочешь, я сниму. Я… (Умолкает, не в силах договорить.)

Ноах.Продолжай.

Пнина.Я все сниму… Останусь вовсе… без ничего.

Ноах.О да! В темноте. И чтобы шторы были задернуты.

Пнина.Нет, при свете… Если ты хочешь… Тут достаточно света. Свечи… и снаружи…

Ноах.Да ну? Правда? Что ж, я ценю. Чрезвычайно ценю. (Не двигается с места.)

Пнина.Ты не хочешь?

Ноах.Вот так! Как ты сейчас…

Пнина.Я не понимаю…

Ноах.Такой я тебя хочу.

Пнина.Как? В платье?..

Ноах (потихоньку приближается к ней). Вот именно. В платье. С этим декольте. Сними только то, что под ним…

Пнина (отступает от него). Зачем?..

Ноах.Ты безумно хороша в этом платье. Я вижу… До чего ж ты прекрасна… Я смотрю их глазами… Я их понимаю. Скромница, тихоня, вырез под самую шейку, всего стыдится. Застенчивость тоже… разжигает желание. Застенчивость – это как огонь. Вот так они на тебя пялились…

Пнина.Они смотрели, чтобы…

Ноах.Разумеется – чтобы. Так что? Они желали тебя. Это не означает, что ты им что-то позволила. Они желали тебя, и я этим горжусь. Ты моя жена, ты – моя…

Пнина.Я и так твоя, без этих «чтобы»!

Ноах.Так это еще больше. С их взглядами на тебе, с их…

Пнина.Я не могла вынести эти их взгляды! Поэтому я и хотела уйти.

Ноах.Да? А мне сказала, что из-за детей. Что ты страшно беспокоишься.

Пнина.Не знаю. Мне было стыдно…

Ноах.Ты меня обманула.

Пнина.Ну, извини.

Ноах (приближаясь к ней). Ничего тебе не поможет – ты меня обманула. Нет, выходит, в этом мире праведника. Такова жизнь. Полна соблазнов, и от всего надо отведать. Каждый день что-нибудь новенькое. Я достаточно натаскал тебе воды – стакан за стаканом… Теперь будет так: в этом платье… и с их взглядами… (Гладит ее сквозь платье.) Вот так…