Луиджи Лунари - «Трое на качелях» и другие пьесы

Клодин. Уолтер!..

Подбегает к нему, встает перед ним на колени, обнимает его.

Уолтер прячет лицо в ладони. Его смех превращается в неудержимое рыдание.

Уолтер. Какие точные слова: постыдись и уходи!.. Какой ужасный конец!.. Какая ужасная картина!..

Клодин. Уолтер, любовь моя!..

Уолтер понемногу приходит в себя. Вытирает глаза.

Уолтер (пытаясь улыбнуться). Все нормально, Клодин. Ты как?

Клодин. Со мной все в порядке. В порядке ли с тобой?

Уолтер. А знаешь, ты была права. Она была права, Нино! Когда я говорил ей: улыбайся, улыбайся, – а она не желала слушать меня! Ты была права, девочка! Улыбка – это ужасная вещь! Это не знак радости! Это карикатура и безответственность! Тот, кто улыбается, еще ничего не понял в жизни! И не знает, что ждет его впереди!.. А ты знаешь, Клодин?

Клодин( терпеливо ). Да, Уолтер. Но сейчас…

Уолтер (перебивает ее). Нет, ты не знаешь. Ты не можешь знать. Я тебе объясню… когда… когда справлюсь с собой…

Нино.Вот именно, маэстро, когда справитесь. Отличная мысль. А сейчас постарайтесь отдохнуть. Я иду домой и оттуда позвоню американцам.

Уолтер (не слыша и не слушая Нино). Знаешь, Нино, что я делал весь вчерашний день? Я обошел с десяток книжных магазинов, побывал в картинных галереях, музеях, на выставках живописи. И скупил все репродукции, которые только удалось найти, «Мадонны с младенцем». (Берет со стола папку, вытряхивает из нее на стол, на диван, на пол огромное количество открыток и репродукций разного размера). Вот они!.. Если есть что-то, что человечество воспринимает как высочайший образец истинной радости, то это материнство Мадонны. Мать Бога с Сыном-Человеком! Или еще проще: Мать с Сыном! Смотри… Рафаэль… славянский примитивизм… живопись семнадцатого века… Беллини… Леонардо… И нигде, заметь, нигде ты не найдешь, чтобы Мадонна улыбалась! (Неожиданно, почти по-ребячьи). Я разве не просил дать мне чего-нибудь выпить?

Нино протягивает ему давно налитый бокал.

Уолтер выпивает его одним длинным глотком, словно гася неожиданную жажду.

Нет, может, где-то и улыбается. Еле заметно. И никогда не показывая зубов. Все чувства внутри. Это радость, которая не кричит в голос, не демонстрирует себя людям, не обращена к другим. Улыбка – это лишнее. Мадонна не нуждается в примитивной радости. А главное… она уже знает, что ждет ее и ее ребенка! И потому тут не безмятежная, глупая радость, которую считают вечной! Тут покой, ограниченный пределами земного, которому определено закончиться! Ванда улыбалась, потому что я заставлял ее улыбаться, потому что я был молод и глуп и жил в мире, полном иллюзий! Не только мир изменился, изменились мы все. Мы многое пережили, многому научились. И максимально возможное счастье – это покой, покой внутри и вне нас, ничего не надо, кроме покоя. И неважно, Клодин, понимаешь ты меня или нет. Ты права! Не улыбайся! Самая прекрасная история любви из всех возможных – мужчина встречает женщину, они влюбляются друг в друга, и никаких конфликтов, недоразумений, проблем, все прекрасно! Они любят друг друга, они говорят о своей любви у стен старой мельницы, и они счастливы. Они живут своей радостью без бурных проявлений чувств, не тыча ею в лицо другим… Как все закончится, они не знают, но они знают, что все на свете заканчивается, и оттого одновременно веселы и печальны. Мужчина в этой истории – между интуитивной тягой к совершенству и пониманием неизбежного конца, между обезьяной и Богом! Он всегда посередине, он навсегда в этой тюрьме! Об этом фильм. Американцам бессмысленно объяснять это, Нино. А если они будут приставать с вопросами, скажи им: тогда мне было тридцать лет, а сейчас шестьдесят. Тогда я начинал жить, сейчас – заканчиваю! (Обращаясь к Клодин). Я устал. Обними меня.

Клодин . Бедная моя любовь…

С нежностью обнимает Уолтера.

Он склоняется к ней, обессиленный.

Нино (явно чувствуя себя лишним). Гхм… А что мне сказать американцам по поводу съемок? Когда мы приступим? Завтра или послезавтра?

Уолтер . Ни завтра, ни послезавтра, Нино. Скажем… в субботу…

Нино . В субботу?! Они умрут прямо у телефона, маэстро!

Уолтер (устало). Скажи им, пусть не волнуются. Я наверстаю все потерянное время. Теперь я знаю, что мне делать. Мы начнем сразу с главных сцен.

Нино. Хорошо… Да, я забыл сказать, что у вас в стакане снотворное. Чтобы вы не пугались, что вас тянет в сон.

Уолтер.Я знаю. Я тебя знаю. Я это понял. И выпил.

Нино. Молодчина! Желаю вам хорошо выспаться, чтобы завтра на съемках у вас была свежая голова. Завтра, а не в субботу. Спокойной ночи! ( Уходит ).

Уолтер (вслед). Спокойной ночи, Нино. Спасибо!

С трудом переставляя ноги, направляется к столику с пультом.

Клодин. Что ты собираешься делать?

Уолтер. Хочу взглянуть на один кадр… я приготовил его перед тем, как ты вошла…

Подходит к проектору, включает. На экране появляется уже знакомый кадр с Клодин, где она едва заметно улыбается, одновременно ясно и грустно. Тихо, фоном, звучит полифоническая музыка.

Вот он!.. Это улыбка Мадонны! (Целует Клодин). Ты оказалась права, Клодин! Я говорил тебе: улыбайся, улыбайся, пошире, черт тебя побери, улыбайся во весь рот!.. А ты никак!.. Ты оказалась мудрее.

Клодин. Нет, Уолтер. Прав был ты, когда вырезал все сцены, где я улыбаюсь. (Прижимается к нему).

Уолтер. Если бы я не познакомился с тобой… и если бы не увидел свою мать, скалящую зубы в жарком кошмаре… я не знаю, что бы я понял в этой жизни… (Внезапно бодро). Знаешь, Клодин, после этих похорон я вдруг ощутил бешеное желание жить! Со мной уже такое бывало. И тогда я шел в какой-нибудь ресторанчик, где полно людей, плотно и с удовольствием пил и ел, потом брал какую-нибудь женщину… Наверное, жизнь стремилась отвоевать меня у смерти таким образом – через самые элементарные, самые животные проявления: хорошо поесть, выпить, переспать с женщиной!.. А вчера наоборот… Первое, о чем я подумал, о тебе. Я так… я так привязался к тебе. И в моей душе поселилась полная ясность… Я почувствовал себя, наконец-то, готовым сделать такой фильм, каким он должен быть!.. И любить тебя так, как ты этого заслуживаешь… (Почти засыпая). Нино – славный парень… только чертовски упрям…

Клодин. У нас еще есть время, Уолтер.

Уолтер. Да… но мы не вечны…

Клодин. Я знаю.

Уолтер. Прости, я засыпаю.