Юджин О’Нил - Луна для пасынков судьбы

Комната небольшая, с низким потолком, голым дощатым полом, обои выцвели и засижены мухами. Она тесно заставлена случайной мебелью, видимо, приобретенной на распродаже. Посредине стоит стол, рядом потертое мягкое кресло, в глубине по углам слева и справа два безобразных буфета; у плетеной качалки, выкрашенной зеленой краской, большая дыра в сиденье; у задней стены – бюро, два стула по обе стороны двери, ведущей на кухню. На бюро будильник; стрелки показывают пять минут двенадцатого. Справа, ближе к авансцене, дверь в спальню Джози.

Джози (смотрит на будильник, уныло). Пять минут двенадцатого, а говорил, что будет около девяти. (Вспыхнув от унижения и гнева, срывает с груди цветок и швыряет в угол.) Ну и черт с тобой, Джим Тайрон!

Вдалеке на дороге ночная тишина нарушается тоскливым напевом. Слышен голос Хогена, распевающего во весь голос жалобную ирландскую песню.

(Вздрагивает, сердито хмурится.) Что это его принесло домой за час до закрытия трактира? Видно, здорово нализался. (Прислушивается к пению. С угрозой.) Иди, иди, старый пьянчуга! Уж я тебя встречу, если станешь скандалить. Нянчиться с тобой я сейчас не буду. (Идет в спальню и возвращается с палкой от щетки.)

По мере приближения Хогена пение слышится громче. Он помнит только одну строфу песни и повторяет ее снова и снова:

Хогенвходит слева, размахивая руками и слегка пошатываясь. Но он вовсе не так пьян, как выглядит. Вернее говоря, он принадлежит к тем людям, кто может выпить сколько угодно, а там уж как им захочется – либо дать себе волю и совершенно опьянеть, либо взять себя в руки и сохранить ясность мысли. В данную минуту он решил дать себе волю и получает от этого немалое удовольствие. Перед домом останавливается и кричит во всю глотку.

Хоген. Ура-а! Долой всех тиранов мужского и женского пола! Будь проклята Англия и «Стандард ойл»!

Джози (кричит). Не ори, полоумный старый козел!

Хоген (с глубочайшей обидой, плаксиво). Нечего сказать, ласковая у меня дочка, добрую устраивает встречу в эту ночную пору. (Вскипая.) Старый козел! Так-то ты меня почитаешь! (Идет к входной двери, сердито.) Это я – полоумный козел? Погоди, я тебя научу, как с отцом разговаривать! (Стучит кулаком в дверь.) Открой! Открой, говорю тебе, не то выломаю дверь и разнесу ее в щепки! (Бьет ногой в дверь.)

Джози. Да она не заперта, старый пропойца! Открой ее сам!

Хоген (поворачивает ручку и вваливается в комнату). Это я-то старый пропойца? Разве так с отцом разговаривают?

Джози. Да. Ты и такого разговора не стоишь.

Хоген. Пора тебя проучить. Ей-богу, вот разложу сейчас да отстегаю, хоть ты и большущая, как корова! (Пытается ее схватить.)

Джози. Ах так! На тебе! (Ловко, хоть и не больно бьет его палкой по лысине.)

Хоген (с притворным криком боли). Ой! (Его гнев испаряется бесследно; обиженно потирает макушку.) Бог тебе судья! Мне просто стыдно, что я родил такую трусиху, которая не может обойтись без палки.

Джози (кладет палку на стол. С угрозой). А я могу и без палки.

Хоген (не принимая вызова). Вот не думал, что наступит день, когда родная дочь станет грозить старику-отцу, пользуясь тем, что он выпил лишнего и не может дать сдачи. (Падает в кресло.)

Джози. Так-то лучше. Слава богу, перестал кривляться. (Сердито.) Послушай, отец, нет у меня больше терпения! Лучше встань, ступай к себе в комнату и ложись спать, не то я схвачу тебя за шиворот, выкину за дверь и запру ее на замок. Мне не до шуток! (Едва сдерживая злые слезы.) Хватит с меня на сегодня, дай мне покою, я хочу спать! Не желаю я слушать твой пьяный бред!

Хоген (с виду он опьянел еще больше, голова его трясется, у него заплетается язык). Валяй. Ругайся. Родная дочь – и ни тебе жалости, ни сочувствия. Точно мне мало сегодня досталось.

Джози (сердито). Ох, брось ты… (С любопытством.) А что случилось? То-то я удивилась, что ты так рано приплелся домой – еще даже трактир не закрыли. А потом подумала: может, хоть раз понял, что с тебя хватит. (Едко.) И, видит Бог, в самом деле – хватит.

Хоген. Валяй. Смейся надо мной. Смейся над старым пропойцей! Не очень бы ты смеялась, если бы… (Бормочет под нос что-то бессвязное.)

Джози. Если бы – что?

Хоген. Не важно. Не важно. Я шел домой не ругаться, думал, ты меня утешишь. А если и пел по дороге, так иногда запоешь, чтобы не заплакать.

Джози. Да, станешь ты плакать!

Хоген. Стану. Да и ты наплачешься тоже, когда… (Снова бессвязно бормочет.)

Джози. Когда – что? (Теряя терпение.) Перестань молоть вздор, говори по-человечески!

Хоген (с трудом ворочая языком). Все равно… Все равно… Оставь меня в покое.

Джози (сердито). Вот это здорово! Пойди ты к черту! Знаю я твои фокусы. Ничего у тебя не случилось. Тебе только и нужно, чтобы я не спала и слушала твое брюзжание. Ступай к себе, говорю, а не то…

Хоген. А вот не пойду. Все равно не засну, раз у меня тяжелые мысли из головы не выходят. Вот и буду здесь сидеть, а ты меня не трогай.

Джози (фыркает). Опять начнешь орать песни или ломать все вокруг.

Хоген. Издеваешься? Да я бы разревелся с горя или завыл на луну как старый шелудивый пес, если бы только умел, но вот беда – не умею. Так что не беспокойся. Я даже не пикну. Иди и храпи себе на здоровье. (Плаксиво.) Хороша дочка, нечего сказать! С чужим скорее душу отведешь.

Джози. Перестань ты ныть, Христа ради. Хочешь сидеть, сиди в темноте. Не дам тебе лампу жечь – еще опрокинешь и спалишь весь дом. (Собирается прикрутить фитиль.)

Хоген (бормочет). Пусть его горит огнем. Теперь мне наплевать.

Джози (останавливается, смотрит на него с беспокойством). Что-то раньше ты этого не говорил, даже когда был пьян в дымину.

Хоген что-то бормочет.

(Меняет тон.) Что с тобой, отец?

Хоген (горько). А-а, теперь не старый козел, а отец? И на том спасибо. (Язвительно.) Что со мной? Ничего, ровно ничего. Так, пустяки. Не буду тебя задерживать, раз ты так хочешь спать.

Джози (сердито). А ну тебя, полоумный, надоел ты мне, мочи нет. Проспись, может, придешь в себя. (Протягивает руку к лампе.)