Гай Стэндинг - Прекариат: новый опасный класс

Прекариат растет за счет огромного числа людей, которые тем или иным образом криминализованы. Их стало больше чем обычно. Одной из характерных черт глобализации стал рост числа заключенных. Все больше становится арестованных, осужденных и отправленных за решетку – эти граждане превращаются в резидентов, лишенных основных прав. По большей части они обречены на существование в качестве прекариата. Это во многом было связано с возрождением утилитаризма и стремлением наказать нарушителей, с новыми технологическими возможностями государственного надзора и приватизацией охранных служб, тюрем и т. п.

Произошло обратное тому, что предсказывали в 1970-е Мишель Фуко (Michel Foucault), Дэвид Ротман (David Rothman) и Майкл Игнатьев (Michael Ignatieff), полагавшие, что тюремная система отмирает: тюрьмы стали крупным, хорошо развитым учреждением и сильным политическим инструментом. С 1970-х в Бельгии, Франции и Великобритании количество тюрем удвоилось, в Греции, Нидерландах и Испании – утроилось и в пять раз увеличилось в США (Wacquant, 2008). Каждый день к итальянским узникам добавляется 70 новых. Тюрьма – индикатор прекариата, лаборатория прекариатизированной жизни.

США, Китай и Россия в плане криминализации опережают всех, заключая в тюремные камеры миллионы своих граждан и многих иностранных. На 50 американцев по меньшей мере у одного имеется криминальное прошлое, и его права в обществе ограничены. Такие страны с возросшим уровнем преступности, как Великобритания и Франция, делают из жителей криминализованных резидентов. Около 40 процентов всех лиц, содержащихся в британских тюрьмах, это бывшие «неблагополучные дети», воспитанники приемных семей. Они будут по-прежнему нарушать закон, потому что у них нет работы и они не могут ее получить из-за того, что сидели в тюрьме.

Криминализация обрекает людей на прекариатизированное существование, с ненадежной и бесперспективной работой, к тому же людям с криминальным прошлым бывает очень трудно наладить стабильную жизнь. И это двойное наказание практически на каждом шагу, поскольку оказывается, что они не просто наказаны за совершенное преступление – перед ними возникают преграды, не дающие им наравне с обычными гражданами участвовать в жизни общества.

Однако прекариат также растет и в самих тюрьмах. В четвертой главе мы поговорим о том, как в Китае используется труд заключенных. Но даже такие непохожие страны, как США, Великобритания и Индия, все движутся в примерно одинаковом направлении. В самой крупной индийской тюрьме за пределами Дели, приватизированной разумеется, используют труд узников для производства разной продукции, большая часть продается онлайн: трудно найти рабочую силу дешевле, люди работают по восемь часов в смену, шесть дней в неделю. Узники с дипломами зарабатывают примерно 1 доллар в день, остальные чуть меньше. А в Великобритании в 2010 году новый министр юстиции заявил, что тюремный труд следует расширить, и высказал пожелание, чтобы заключенные работали по 40 часов в неделю. В США тюремный труд за скудное жалованье давно стал нормой. Так что прекариату вне тюремных застенков будет с кем посоревноваться.

Прекариат объединяет людей с разным социальным опытом и состоит не только из групп, которые мы только что рассмотрели. Правильнее будет сказать, что есть разный прекариат, с разной степенью незащищенности и разным отношением к своему нестабильному существованию.

Рост мирового прекариата совпал с четырьмя значительными переменами. Женщины стали вытеснять мужчин, так что даже заговорили о мужской безработице и феминизации рынков труда. Пока мужчин заталкивали в прекариат, женщинам пришлось нести тройную нагрузку. Но что еще важнее, пожилые стройными рядами стали выходить на рынок труда, получая субсидии, если соглашались, за нестабильную работу – в результате понижался уровень зарплат, а молодежи стало труднее устроиться на работу. Молодежь, со своей стороны, оказалась в состоянии статусной фрустрации, без перспектив профессионального роста, в окружении получающих субсидии соперников – как соотечественников, так и иностранцев. Если молодые требуют большего, их начинают обвинять в лености, как мы это еще увидим. Ситуация безвыходная.

Также примечательно, что, судя по всему, увеличивается процент взрослого населения, страдающего от той или иной общественно признанной нетрудоспособности, и этим людям достаются нестабильные бесперспективные работы, часто субсидируемые государством. И наконец, по разным причинам все больше людей криминализуется, и им достается место под нижней ступенью прекариата. Остается рассмотреть последнюю категорию, так сказать легкую пехоту, всего этого процесса – мигрантов.

Мигранты составляют значительную долю мирового прекариата. За счет мигрантов численность прекариата растет, но они же могут стать и главной жертвой: мигрантов часто демонизируют, представляя дело так, будто они виновны во всех тех проблемах, которые на самом деле возникли не по их вине. И все же, за редким исключением, мигранты стремятся лишь к одному – к лучшей жизни.

Понятие «мигрант» тянет за собой исторический шлейф и охватывает множество типов образа жизни и поведения. Некоторые мигранты напоминают кочевников: они переезжают с места на место, не имея постоянного пристанища, и – вынужденно или по привычке – выбирают бродячую жизнь, надеясь в один прекрасный день где-нибудь окончательно осесть. Настоящий кочевник всегда знал, куда он направляется и зачем. Современный кочевник действует по обстоятельствам и скорее полагается на случай. Существуют «маятниковые» мигранты – они уезжают из дома на заработки или ради нового опыта, но рано или поздно собираются вернуться обратно. А еще есть мигранты-невозвращенцы – беженцы, они переезжают в другие страны в поисках политического или иного убежища с намерением остаться там навсегда.

Если копнуть чуть поглубже и обратиться к реалиям середины двадцатого века, когда экономики были более закрытыми, мы увидим, что по мере развития процессов глобализации возросла и мобильность жителей планеты. Ежегодно национальные границы пересекает миллиард людей, и количество их только растет. Согласно данным Международной организации миграции (International Organisation for Migration), в 2010 году в мире насчитывалось 214 миллионов мигрантов, иначе говоря, они составляли три процента мирового населения. Возможно, эта цифра даже несколько занижена, поскольку, естественно, она не учитывает нелегальных мигрантов, не попадающих в статистические сводки. Кроме того, около 740 миллионов людей являются «внутренними» мигрантами, и среди них 200 миллионов китайцев, переехавших из сельской местности в индустриальные центры, – а они по многим признакам напоминают международных мигрантов (House, 2009).