Рик Янси - Тринадцатый Череп

С первой застежкой пришлось повозиться, но, когда дело дошло до третьей, я уже наловчился. Последние две, которые были ближе к кабине, я не тронул, иначе был риск улететь на дорогу вместе с досками.

Может, Вош и догадался о моем плане, но реагировать не стал. Он держался в паре ярдов от заднего бампера фуры и вилял то вправо, то влево, чтобы у Плосколицего появился шанс для удачного выстрела.

У меня шансов поразить цель было чуть больше.

Первая доска была пробным шаром. Главное – рассчитать силу броска. Доска соскользнула, ударилась об асфальт, подскочила и дальним концом врезала по автобусу. Звук получился приятный. Вош испугался. Он дернулся, не удержал руль, и Плосколицый чуть не вывалился на шоссе.

Я принялся быстро, как только мог, сталкивать доски. Вош вырулил на левую полосу и начал набирать скорость.

Умно. Я ведь не мог скидывать доски с той стороны, где они еще были закреплены, а у Плосколицего появилось больше шансов поразить цель. А может быть, Вош задумал убрать водителя и сбросить нас с шоссе.

А я оставил пистолеты в такси.

Времени расстегнуть последние два стропа не было. Я упал на живот. Автобус поравнялся с фурой. Я схватил строп, который болтался ближе других, и замер в ожидании. Я знал, что Плосколицый придет ко мне. Я бы на его месте пришел.

Так и случилось. Вош приблизился к фуре на два фута. Теперь Плосколицему осталось только запрыгнуть на борт. Я встал в позу бегуна на старте: одним кулаком уперся в доски, другой дважды обмотал стропом – для Плосколицего.

Тот пополз ко мне, как краб. Винтовку он выбросил. Понятно – иначе не смог бы запрыгнуть на фуру. Но теперь у него в правой руке был черный кинжал.

«Святой Михаил… князь света… услышь мою молитву…»

Я ничего не чувствовал. Ни ветра, ни досок под собой.

«Прости мои грехи… прости за все мои проступки…»

Я не видел ни автобуса, ни фуры, ни даже неба и шоссе.

«Князь Небесного воинства, защити от злых духов…»

Меня окружало безмолвие. В этом месте не было ни центра, ни границ. Мне приходилось только ждать Плосколицего.

«…которые бродят по миру и губят души людей».

Остановившись в трех футах от меня, он склонил набок свою большую голову и ждал, что я побегу или хотя бы попробую убежать. Но я не двинулся с места. Я замер, он тоже застыл. Я поднял свободную руку и поманил его пальцем.

Он поднял кинжал и шагнул в мою зону. Я ударил его кулаком по руке с кинжалом, прыгнул вперед и врезал плечом ему в грудь. Он потерял равновесие и бухнулся на свой широкий зад. Я быстро накинул на его бычью шею брезентовый строп, трижды обмотал и резко затянул. Поскальзываясь на штабеле разболтавшихся досок, я рывком поднял этого здоровяка на ноги и толкнул к противоположному краю фуры.

Плосколицый свалился с платформы. Брезентовый строп размотался до замка и натянулся. Сквозь вой ветра и шипение колес я слышал, как труп Плосколицего с тошнотворным стуком подпрыгивает на шоссе.

Я отполз от края и по пути подобрал кинжал.

Настала очередь Воша.

Только Вош исчез. Я посмотрел назад, вперед, глянул на полосы северного направления – он мог переехать разделительную полосу, – но автобуса нигде не было.

Я побежал в начало платформы, сбрасывая по пути доски, которые с грохотом сыпались на шоссе. Добравшись до кабины, я постучал по крыше, чтобы Сэм понял: я справился и нам пока ничто не угрожает.

Затем я поднял голову и увидел в ста ярдах впереди тот самый автобус. Он не пытался от нас оторваться и не мчался навстречу, он развернулся и перекрыл обе полосы.

Водитель фуры, должно быть, тоже это заметил – во всяком случае, он ударил по тормозам и резко вывернул руль вправо, так что меня, соответственно, отбросило влево. Я потерял равновесие, упал и начал судорожно нащупывать, за что бы зацепиться. Фура же боком заскользила на застопоренных колесах к автобусу, потом описала полный круг, и я, как пущенный из рогатки, вылетел на зыбкий «плот» из досок, который мчался по асфальту прямо на автобус.

В последний миг я прижал подбородок к груди, распластался на подпрыгивающих досках и проехал на них под автобусом. Мелькнули глушитель и выхлопная труба. Еще двадцать футов, и мой «плот» остановился.

Я встал и, как пьяный, обошел доски. Где-то вдали выли сирены, но они меня не беспокоили. Человек, стоявший между мной и автобусом, нацелил мне в лоб пистолет.

– Подними руки и держи так, чтобы я видел, – приказал Вош.

Я бросил кинжал и высоко поднял руки.

– Прежде чем выстрелить, ты должен кое-что узнать, – сказал я.

– Как же это избито, – отозвался Вош. – Но хоть о пощаде не просишь.

– У тебя за спиной преподобный Сэмюэл Иоанн.

– Бросай оружие, Вош! – крикнул Сэм.

Вош не шелохнулся.

– Только сначала тебя прикончу, – сказал он, обращаясь ко мне.

Но пистолет он бросил.

Сэмюэл заломил Вошу руку, завалил его на колени и приставил к виску ствол.

– Нет! – крикнул я. – Не убивай его.

– Альфред, это единственный способ его остановить.

Я подобрал кинжал:

– Если выстрелишь, я вскроюсь и исцелю его.

– Вообще-то, лучше бы убил, – заметил Вош.

– Кто бы сомневался. Журдену не понравится, что все так обернулось. Ты рискуешь потерять работу.

– А я люблю свою работу.

Я посмотрел в глаза Сэмюэлу:

– Отпусти его.

– В аэропорту ты в него выстрелил, – напомнил Сэм.

– Только потому, что у меня не было выбора.

– А если я его просто покалечу?

У Сэма дергался правый глаз. Слегка подрагивала и рука с пистолетом.

– Что с тобой? – спросил я.

Сэмюэл был, как всегда, абсолютно невозмутим, если не брать в расчет руку и глаз. Тут я впервые после нашего воссоединения в аэропорту заметил, что с рукой у него неладно: не хватало мизинца. Я посмотрел на вторую. Та же картина.

– Твоих рук дело? – спросил я Воша. – Ты его пытал?

– Это и ежу понятно.

Сэм сорвался. Он схватил Воша за волосы, запрокинул его голову и зашептал в ухо что-то, насколько я понял, на латыни:

– …Per sacrosancta humanea reparationis mysteria… Священна тайна человеческого искупления… Remittat tibi omnipotens Deus omnes praesentis et futurae vitae paenas… Господь всемогущий отпустит тебе все прегрешения в этой жизни и жизни грядущей. Paradisi portas aperiat, et ad gaudia sempiterna perducat… И отворит Он райские врата, и поведет тебя к вечному блаженству…

– Напрасно тратишь время, священник, – сказал Вош. – Я не католик.

– А я не священник.

Но Вош его словно не слышал:

– Ты должен прощать.

– Господь прощает, не я.

Сэмюэл начал нажимать на спусковой крючок. Я со всей силы ударил его по руке, и пистолет упал на асфальт.

– Пожалуйста, Альфред, позволь мне.

Сэмюэл еще никогда ни о чем меня не просил.

– Да, – подхватил Вош, – не мешай ему.

Я подобрал пистолет и сунул его за пояс.