Саманта Шеннон - Сезон костей

Ответа не последовало. Мы вновь зашагали по тропинке. Меня тошнило от одной мысли, что мою ауру поедают втихую.

Вскоре страж остановился. Вокруг сгущался голубоватый туман. Поежившись, я подняла воротник.

– Ага, ты чувствуешь. Все верно, здесь холодно. Никогда не задумывалась, почему ранней весной такой лютый мороз?

– Мы в Англии, тут всегда холодно, – возразила я.

– Но не до такой степени. Смотри. – Рефаит взял меня за руку и стянул перчатку; холод моментально обжег пальцы. – Все дело в центре переохлаждения, – пояснил он, возвращая мне перчатку.

– Центр переохлаждения?

– Да. Дух зависает на месте, образуя прогал между эфиром и материей. Обращала внимание, как холодно рядом с призраками?

– Наверное.

Конечно обращала, просто не придавала этому значения.

– Духи не должны подолгу находиться среди миров, им необходимо тепло, чтобы выжить. Первый Шиол окружен центрами переохлаждения, поэтому эфирная активность здесь в разы выше, чем в цитадели. Именно это и привлекает сюда эмитов, пока невидцы спокойно спят в Лондоне. – Страж кивнул на участок мерзлой земли. – По-твоему, как можно обнаружить эпицентр переохлаждения?

– Третьим глазом, как все ясновидцы.

– Но у тебя его нет.

– Нет…

– Близорукость не помеха. Слыхала про жезлогадание?

– Да. Говорят, бесполезная штуковина. – (Точнее, Джексон так говорил.) – Жезломанты утверждают, что всегда могут найти дорогу домой. Достаточно бросить жезл, и он укажет верный путь. Чушь собачья.

– Может, и чушь, но отнюдь не бесполезная. Бестолковых ясновидцев не бывает.

У меня вспыхнули щеки. На самом деле я не разделяла мнение насчет жезломантов, но спорить с Джексом не осмеливалась. Иначе – прощай, работа!

– Так в чем прок? – с любопытством спросила я.

Страж выжидательно молчал.

– Ты наставник или кто?! Объясни мне, научи.

– Ну, если хочешь. – Страж двинулся вперед. – Жезломанты считают, что их нумы указывают на родной дом или зарытые сокровища – словом, на определенный объект желаний. Однако жезлы безошибочно чуют не золото, а эпицентры переохлаждения. Гадатели же странствуют, удаляясь на многие мили, но не находят искомого. Вернее, думают, что не находят. Жезл приводит их прямиком к потайной двери, которую еще надо открыть.

Мы остановились. Ледяной воздух обжигал мне легкие, не давая вздохнуть.

– Простым смертным трудно находиться рядом с эпицентром, – пояснил рефаит. – Вот, возьми. – Он протянул мне серебряную фляжку. – Обычная вода. Не бойся, Пейдж, выпей.

Дважды просить не пришлось – пить хотелось страшно. Мысли сразу прояснились. Удовлетворенно кивнув, страж забрал фляжку и спрятал в карман.

У меня зуб на зуб не попадал от холода. Землю тут сковало льдом, как суровой зимой. Значит, дух, устроивший все это, витает неподалеку. Но приближаться к нам он не спешил. Страж опустился на корточки и достал нож.

– Что ты делаешь? – растерялась я.

– Открываю дверь.

Лезвие полоснуло по запястью; эктоплазма закапала на снег. В следующий миг эпицентр треснул и воздух вокруг побелел. Перед глазами замелькали силуэты. Послышались голоса, твердящие в унисон: «Странница, странница!» Я зажала уши, но ничего не помогало.

«Странница, не ходи туда. Не надо».

И снова тишина.

– Пейдж?

– Что… что случилось?

– Я открыл дверь.

– Кровью?

– Да.

Небольшой порез стремительно заживал. Зрачки рефаита отливали красным, как следствие подпитки от моей ауры.

– Выходит, эпицентр легко открыть?

– Тебе – нет. Мне – да.

– И он ведет в эфир… – Я закусила губу. – А через эпицентр можно попасть в загробный мир?

– Рефаиту можно. Представь, что материю и эфир разделяют две завесы, а между ними лежит загробный мир – промежуточное состояние между жизнью и смертью. Обнаружив центр переохлаждения, жезломанты получают возможность перемещаться от завесы к завесе. А оттуда – в наш дом, царство рефаитов.

– Человек туда пройти способен?

– Попробуй. – Он подтолкнул меня к эпицентру.

Но ничего не произошло.

– Ни одно существо из плоти и крови не способно проникнуть через завесу, – усмехнулся страж.

– А жезломанты?

– Они тоже люди.

– Тогда зачем понадобилось открывать дверь?

Страж кивнул на заходящее солнце:

– Час пробил. Пора тебе взглянуть на загробный мир. Заходить нельзя, наблюдать – всегда пожалуйста.

У меня покрылся испариной лоб. Со всех сторон отчетливо ощущалось присутствие духов.

– Ночь – их время. – Задрав голову, страж посмотрел на луну. – Завесы совсем истончились, а эпицентры – нечто вроде прорех в ткани.

Наконец чувство переохлаждения добралось и до меня.

– Пейдж, сегодня тебя ждут два испытания, – проговорил рефаит, повернувшись ко мне. – Очень суровые. Поверишь, если скажу, что оба пойдут тебе на пользу?

– Вряд ли. Но рискни.

Страж не сказал, куда мы направляемся; он молча шагал по пустырю, раскинувшемуся на территории «Магдален». Духи были повсюду – в воде, воздухе, – призраки умерших, некогда бродивших по этой земле. Они передвигались беззвучно, но их присутствие ощущалось каждой клеточкой тела.

Я невольно старалась держаться поближе к рефаиту. Как-никак у него больше опыта в усмирении кровожадных привидений.

В сгущающихся сумерках мы уходили все дальше от ярких фонарей резиденции. Молча миновали влажный луг, буйно поросший сорняками и высокой, по колено, травой.

– И куда мы? – не выдержала я, чувствуя, как обувь промокает насквозь.

Ответа не последовало.

– Ты обещал относиться ко мне как к ученице, а не как к рабыне! Скажи, куда мы идем?

– На пустырь.

– Зачем?

Снова тишина.

Мороз крепчал, становилось невыносимо. Кажется, минула целая вечность, прежде чем страж соизволил произнести:

– Пришли.

Поначалу я не поняла. Но вскоре глаз выхватил из темноты очертания животного с белоснежной шеей и удлиненной мордочкой. Самка оленя. Ее гладкая шерстка поблескивала в лунном свете. Мы со зверем изумленно уставились друг на друга.

Последний раз мне довелось видеть оленя в Ирландии, при посещении заповедника. Сейчас меня охватил детский восторг.

– Какая красавица!

С нашим появлением важенка насторожилась, попятилась.

– Ее зовут Нула, – сообщил страж. – Сокращенно от Фионула.

– Имя ирландское, – заметила я.

– Да, оно означает «белоплечая».

И действительно, на боках Нулы выделялись два больших белых пятна.

– Кто ее так окрестил?

В Сайене считалось небезопасным давать ирландские имена детям и домашним питомцам. Сразу запишут во враги народа.

– Я, – ответил рефаит, снимая с оленя ошейник.

Нула ласково ткнулась носом ему в ладонь; вопреки моим ожиданиям, она даже не думала убегать. Страж заговорил с ней на неведомом мне языке, потрепал гладкую холку, а олениха завороженно внимала каждому слову.