Стивен Кинг - Дьюма-Ки

И мы оба расхохотались.

Поставив тарелки и стаканы в посудомоечную машину, я вновь повел его наверх, но лишь для того, чтобы сделать с десяток цифровых фотографий – больших незатейливых крупных планов. За всю жизнь мне удались только несколько хороших снимков, и все – случайно. Я ненавижу фотоаппараты, а они, похоже, отвечают взаимностью. Покончив с фотосессией, я сказал Уайрману, что он может идти домой и сменить Энн-Мэри. Уже стемнело, и я предложил отвезти его на «малибу».

– Лучше пройдусь. Свежий воздух пойдет мне на пользу. – Он указал на картину. – Можно взглянуть?

– Знаешь, я бы не хотел, – ответил я.

Я думал, что Уайрман будет протестовать, но он лишь кивнул и спустился вниз, чуть ли не вприпрыжку. Походка у него стала пружинистой, и я точно знал, что мое воображение тут ни при чем.

Он подождал меня у двери и сказал:

– Позвони утром Наннуцци. Под лежачий камень вода не течет.

– Хорошо. А ты позвони мне, если появятся какие-то изменения в твоем… – запачканной краской рукой я указал на его левый глаз.

Уайрман улыбнулся.

– Ты узнаешь первым. А пока мне достаточно головы, которая не болит. – Улыбка поблекла. – Ты уверен, что боль не вернется?

– Я ни в чем не уверен.

– Да. Да, это свойственно людям, верно? Но спасибо за старания. – И прежде чем я сообразил, что происходит, он поднял мою руку и поцеловал тыльную сторону ладони. Поцеловал мягко, несмотря на щетину над верхней губой. Потом сказал: «Adios», – и вышел в темноту, оставив за собой лишь дыхание Залива и шепот ракушек под домом. Но тут же на них наложился новый звук: зазвонил телефон.

Звонила Илзе – поболтать. Да, с учебой у нее полный порядок, да, чувствует она себя хорошо (если на то пошло, даже отлично), да, матери она звонит раз в неделю, а с Мелиндой поддерживает связь по электронной почте. По мнению Илзе, диагноз «стрептококковая инфекция» Лин поставила себе сама, а потому не следовало принимать его всерьез. Я сказал, что потрясен ее великодушием, и она рассмеялась.

Я сообщил ей, что мои картины, возможно, выставят в одной из галерей Сарасоты, и от радости она так громко завопила, что мне пришлось отдернуть трубку от уха.

– Папуля, это же прекрасно! Когда? Можно мне приехать?

– Конечно, если захочешь, – ответил я. – Вообще-то я собираюсь пригласить всех. – Этого решения я не принял, пока не услышал, как говорю о нем Илзе. – Мы рассчитываем на середину апреля.

– Черт! Как раз в это время я собираюсь пересечься с «Колибри». – Она помолчала. – Знаешь, я могу попасть и к тебе, и к ним. Устрою собственное турне.

– Ты думаешь, получится?

– Да, конечно. Назови число, и я приеду.

Слезы принялись покалывать веки изнутри. Я не знаю, каково это, иметь сыновей, но уверен – от дочерей положительных эмоций больше (не говоря уж о том, что ими можно просто полюбоваться).

– Я тебе очень признателен, цыпленок. Как думаешь… твоя сестра сможет приехать?

– Знаешь, что? Я думаю, она приедет. Не упустит возможности посмотреть, чем ты так заинтересовал знающих людей. О тебе напишут восторженные рецензии?

– Мой друг Уайрман считает, что да. Однорукий художник и все такое.

– Просто у тебя хорошо получается, папуля!

Я ее поблагодарил, а потом перешел к Карсону Джонсу. Спросил, знает ли она, как у него дела.

– Все отлично, – ответила она.

– Правда?

– Конечно… а что?

– Ну, не знаю. Просто показалось, что я уловил маленькое облачко в твоем голосе.

Она невесело рассмеялась.

– Ты слишком хорошо меня знаешь. Дело в том, что теперь везде, где они выступают, церкви набиты битком – слава бежит впереди. Турне намечали закончить пятнадцатого мая, потому что у четверых певцов другие обязательства, но их агент нашел трех новых. И Бриджит Андрейссон, которая стала настоящей звездой, договорилась о том, что начнет подменять пастора в одной из церквей Аризоны позже, чем намечалось. И это хорошо. – Когда она произносила последнюю фразу, из голоса ушли все эмоции. Илзе заговорила, как совершенно незнакомая мне взрослая женщина. – Поэтому, вместо того чтобы закончиться в середине мая, турне продолжится до конца июня. Они будут выступать на Среднем Западе, а заключительный концерт дадут в Коровьем дворце [113]в Сан-Франциско. Как большие, а? – Это была моя фраза, которую я произносил, когда Илли и Лин еще девочками устраивали в гараже «балетные супершоу», но я не мог вспомнить, чтобы в ней звучала такая грусть в сочетании с сарказмом.

– Тебя тревожат отношения твоего парня и этой Бриджит?

– Нет! – без запинки ответила Илзе. – Он говорит, что у нее отличный голос, и ему повезло с партнершей, они теперь поют вместе уже не одну, а две песни, но она – пустышка и воображала. И он не был бы против, если б она клала в рот мятную пастилку перед тем, как, ты понимаешь, делить с ним микрофон.

Я ждал.

– Ладно, – наконец выдавила из себя Илзе.

– Ладно что?

– Ладно, я тревожусь. – Пауза. – Немножко. Потому что он с ней в автобусе каждый день и на сцене каждый вечер. А я здесь… – Еще одна, более долгая пауза. – И по телефону голос у него теперь не такой. Почти такой же… но не совсем.

– Может, ты все придумываешь?

– Да. Возможно. В любом случае, если что-то происходит – на самом деле я уверена, что ничего, что это напрасные страхи, – но если что-то все-таки есть, пусть это будет сейчас, а не потом… понимаешь, не после того, как мы…

– Да, – отозвался я. Говорила она так по-взрослому, что у меня защемило сердце. Я вспомнил, как нашел их фотографию (они стояли у дороги, обнимая друг друга) и прикоснулся к ней ампутированной правой рукой. Потом поспешил в «Розовую малышку» с Ребой, прижатой культей к правому боку. Как же давно это было. « Я люблю тебя, Тыквочка! Смайлик », – прочитал я тогда на обороте, но мой рисунок, сделанный в тот день цветными карандашами «Винус» (которые тоже остались в далеком прошлом), каким-то образом насмехался над идеей вечной любви: маленькая девочка в теннисном платье, стоящая лицом к огромному Заливу. Теннисные мячи вокруг ее ног. Другие мячи в набегающих волнах.

Девочкой была Реба, но также Илзе и… кто еще? Элизабет Истлейк?

Эта идея пришла из ниоткуда, но я подумал, что не ошибаюсь.

«Вода теперь бежит быстрее, – сказала Элизабет. – Скоро появятся пороги. Вы это чувствуете?»

Я это чувствовал.

– Папуля, ты меня слышишь?

– Да, – повторил я. – Милая, живи в мире с собой, хорошо? Не накручивай себя попусту. Мой здешний друг говорит, что в конце концов мы всегда избавляемся от наших тревог. Я склонен в это верить.

– Тебе всегда удается поднять мне настроение, – услышал я. – Вот потому я и звоню. Я люблю тебя, папуля.

– Я тоже тебя люблю.