Диана Гэблдон - Семь камней

Воздух был неподвижный, не таяли свечи, не шипел и не трещал огонь в камине. Хэл слышал биение своего сердца, медленное и тяжелое. В комнате был только он. И она.

– Эм, – тихо сказал он, закрыв глаза. – Прости меня. – И добавил еще тише, так, что сам едва слышал свои слова: – Я скучаю по тебе. Господи, как я скучаю по тебе.

Наконец, наконец он позволил горю овладеть им, и он зарыдал по Эсме и рыдал долго-долго.

– Прости меня, – сказал он.

И наконец он лег на ее белую кровать и позволил сну овладеть им. Он больше не боялся своих сновидений.

Следующие две недели Минни целенаправленно посвятила своим делам. Она старалась не думать о сестре Эммануэль, но мысли о матери витали над ней, словно ангел, и через некоторое время она привыкла к этому. В конце концов, изменить что-либо было не в ее силах, но теперь она хотя бы знала, что ее мать жива. Пожалуй, даже радовалась.

Между увеличившимися делами – обоего рода – и светскими мероприятиями под патронажем леди Бафорд у Минни буквально не оставалось ни минуты на себя. Если она не шла смотреть на коллекцию заплесневелых псалтырей в мансарде возле Темзы или не забирала запечатанные документы у загадочного отцовского клиента в Воксхолл-Гарденз, значит, она наряжалась и ехала в Фулем играть в карты. О’Хиггинсы, верные ирландские овчарки, сопровождали ее либо открыто, либо следовали за ней до места назначения в зависимости от ее задачи.

Поэтому она обрадовалась, что может соединить поручение полковника Кворри с охотой за женихами. К удивлению Минни, последняя задача включала и активное общение с женщинами.

– Чтобы стать желанной и интересной, дорогая моя, необходимо, чтобы о вас говорили, – поучала ее леди Бафорд за бокалом охлажденного глинтвейна в кафе «Ларжир» (мадам Ларжир была француженка и не считала сам чай напитком высшей категории). – Но люди должны говорить только правильные вещи. Вы не должны давать никакого даже незначительного повода для скандала, а еще – что не менее важно – вы не должны вызывать ревность. Держитесь мило и скромно, всегда восхищайтесь нарядами ваших собеседниц, критикуйте свой собственный и не пяльте глаза на их сыновей или братьев, если таковые присутствуют.

– Я никогда в жизни не пялила ни на кого глаза! – с негодованием заявила Минни.

– Этому нетрудно научиться, – сухо возразила леди Бафорд. – Но я надеюсь, что вы поняли меня.

Минни поняла, и поскольку вообще не собиралась привлекать потенциальных женихов, она была необычайно популярной среди молодых светских девиц. Что неожиданно оказалось полезным, потому что в большинстве своем молодые девицы не знали, что такое сдержанность, были глупенькими и могли сказать тебе самые невероятные вещи, не моргнув глазом.

Они без колебаний выложили ей все про Эсме Грей. Покойная графиня Мелтон была излюбленным объектом для сплетен. Но Минни хотела услышать не такого сорта сплетни.

Через неделю осторожных расспросов у Минни создалось ясное впечатление, что женщины в целом не очень жаловали Эсме – большинство боялись ее либо завидовали, – но что большинству мужчин она весьма определенно нравилась, отсюда и зависть. В такой ситуации Минни удивляло отсутствие всякого намека на скандал.

В целом же Эсме немного сочувствовали: бедняжка умерла и бедный малыш тоже… История была трагическая, а люди любят трагедии, если они не затрагивают их самих.

И уж определенно было много разговоров (вполголоса) о том, как лорд Мелтон застрелил бедного мистера Твелвтриса, и это оказалось таким шоком для графини, что у нее начались преждевременные роды и она умерла. Но, что удивительно, не было даже намека, что кто-то знал про связь Эсме с Натаниэлем.

Минни выслушала много догадок, почему лорд Мелтон убил мистера Твелвтриса – но очевидно, что Эсме была более чем осторожной, поэтому никто даже не обмолвился о том, что мистер Твелвтрис заплатил жизнью за ее внимание или что их вообще видели когда-то вдвоем.

Люди передавали шепотом сплетни, что лорд Мелтон убил Натаниэля из-за интрижки с итальянской певицей, но в целом преобладало мнение, что причиной там был бизнес. Натаниэль был несостоявшимся викарием, а потом биржевым маклером («Хотя, дорогая, он писал просто божественные стихи!»), и ходили слухи, что из-за некомпетентности Натаниэля семья лорда Мелтона понесла значительные убытки.

Впрочем, продолжая расспросы, Минни все чаще слышала то, о чем упоминал полковник Кворри: люди шептались, что лорд Мелтон убил Натаниэля в приступе безумия. В конце концов, герцог («Хотя, говорят, мы не должны называть его таким титулом, он не хочет его принимать – и уж если это не доказывает его безумия, тогда…») нигде не появляется в обществе после смерти жены.

Учитывая, что графиня умерла всего два месяца назад, Минни подумала, что такое затворничество вполне разумное, даже заслуживает восхищения.

Но поскольку при всех этих разговорах присутствовала леди Бафорд, Минни воспользовалась возможностью, когда они ехали домой в карете, и спросила мнение своей компаньонки о браке герцога Пардлоу.

Леди Бафорд выпятила губы и в задумчивости постучала по ним сложенным веером.

– Ну, там был большой скандал из-за смерти первого герцога – вы слышали о нем?

Минни покачала головой, надеясь услышать больше, чем было в отцовском резюме, но леди Бафорд была из тех, кто видел разницу между фактами и сплетнями, и ее рассказ о предполагаемой связи первого герцога с якобитами оказался даже короче, чем в резюме.

– В лучшем случае это было донкихотством – вам известно это слово, дорогая?

– Да. Вы говорили о втором герцоге, как он там – Гарольде? Он отрекся от титула, вы это имели в виду?

Леди Бафорд хмыкнула и убрала веер в свой огромный рукав.

– Вообще-то он не может отказаться от титула – на это необходимо дозволение короля. Но он отказался его использовать, и это удивило одних, не понравилось другим, которые увидели в этом аффектацию, и шокировало общество в целом. Но все же… он женился за год до смерти первого герцога, так что Эсме шла с ним под венец, рассчитывая, что он когда-нибудь унаследует титул. Она никогда ни намеком не показала, что сожалела о его решении – или даже что знала о нем. Эта девочка знала, что такое сдержанность, – с одобрением добавила леди Бафорд.

– Как вы думаете, они любили друг друга? – с искренним интересом спросила Минни.

– Думаю, что да, – без колебаний ответила леди Бафорд. – Она была француженка, конечно, и довольно яркая – экзотическая, я бы сказала. А Гарольд Грей определенно странный – ну, я бы сказала так, хотя я имею в виду просто необычный – молодой человек. Их странности, казалось, дополняли друг друга. И никто из них ни секунды не думал о том, что скажут или подумают о них другие люди.