Джулия Кеннер - За час до рассвета. Время сорвать маски

Открывая футляр, я слышу странный звук и лишь потом понимаю, что это мой собственный стон – внутри я нахожу набор сверкающих старинных скальпелей. По телу прокатывается волна благодарности, столь сильная, что едва не сбивает меня с ног. Да, думаю я.

Да. Да. Да!

Но потом ко мне возвращается здравый смысл, и я в страхе отступаю. Лишь дойдя до стены, я понимаю, что все еще сжимаю футляр в руке.

Сделай это!

Моя хватка становится еще крепче, и я пристально смотрю на острые лезвия. Я должна это сделать. Должна.

Медленно, как во сне, я возвращаюсь к стулу, сажусь, приподнимаю юбку.

Затем прижимаю кончик сверкающего, прекрасного скальпеля к своему бедру. И тут же судорожно втягиваю воздух, видя, как с лезвия стекает капелька крови. Я вздрагиваю, зачарованно глядя на нее. Я не собиралась себя резать, но лезвие такое острое, такое совершенное, что одного прикосновения было достаточно, чтобы выступила кровь.

И что теперь? Быстро полоснуть по запястью?Или медленно, с чувством, разрезать кожу на бедре? Обе эти мысли сладостно заманчивы. И то и другое прогонит бурю ужаса и страха, бушующую во мне.

Сделай это.

Сделай, сделай, сделай.

Я прижимаю лезвие сильнее, чувствую жжение холодной стали, впивающейся в теплую плоть. Издаю стон блаженства – и вдруг швыряю скальпель через всю комнату, и по всему помещению эхом прокатывается мой крик – «Нет!»

Скальпель ударяется о дальнюю стену и с жалобным металлическим звоном падает на пол. Я хватаю футляр и кидаю его тоже, потом вскакиваю на ноги и пинаю стул, выкидываю ящик из стола и с силой ударяю кулаком в стену. Я хочу разрушить это место, себя, всё вокруг. Хочу раствориться в хаосе.

Хочу почувствовать боль.

Хочу найти выход.

Хочу Дэмиена. О боже, как же мне нужен Дэмиен.

Я падаю на пол, сворачиваюсь в клубок и плачу.

Когда я выхожу из офиса, Эдвард еще не вернулся из Малибу, поэтому я вызываю такси. Выйдя на улицу, я с удивлением обнаруживаю, что Земля еще вертится, и люди спешат куда-то по своим делам. Как они не понимают, что мир рухнул?

Словно сомнамбула, я приезжаю в Старк-тауэр и как в тумане иду по изысканно обставленному холлу к стойке службы безопасности. Прохожу мимо охраны и слышу, как меня окликает Джо:

– Мисс Фэрчайлд, с вами все в порядке? Вы неважно выглядите.

Еще как неважно, думаю я.

Теперь у меня есть свой ключ-карта, и я вызываю частный лифт Дэмиена. В голове одна лишь мысль: забраться в его кровать, пока он не вернулся из Чикаго. Хочу побыть с ним рядом хотя бы еще немножко. Вдохнуть его аромат. Хочу, чтобы у меня осталось от него хотя бы воспоминание, – ведь я вот-вот пожертвую всем остальным, чтобы его спасти.

Последние несколько часов я думала об этом и пришла к выводу, что другого выхода нет.

Я не могу рассказать Дэмиену об угрозе Софии. Если я расскажу, он сделает неосторожный шаг в попытке защитить меня, и София опубликует фотографии. Я видела, что было с ним в Германии, когда снимки увидели судьи. Если же они появятся на страницах журналов, это убьет его. И я буду причиной этого, пусть и невольной.

Даже если Дэмиен сможет выбраться из неминуемой пропасти, эта трещина навсегда останется между нами. И лучше я уйду сейчас, чем буду наблюдать, как наши отношения разваливаются под грузом этих проклятых фотографий.

Я могла бы пойти в полицию, но разве это поможет? Тогда еще больше людей узнают о фото, и риск, что они станут достоянием общественности, возрастет.

А если я расскажу Дэмиену? Сможет ли он убедить Софию не публиковать снимки? Возможно. Но тогда этот страх будет преследовать его до конца дней, а я не хочу этого – ни для него, ни для нас.

Да и как он сможет повлиять на Софию? Попытается переубедить ее? Возьмет под контроль? Если то, что сказала София, – правда, значит, он убил Рихтера, чтобы защитить ее.

Устранит ли он саму Софию, чтобы защитить себя? Меня? Наши отношения? Честно говоря, я не знаю. И это меня тоже пугает. Поэтому я сделаю то, что должна: положу этому конец. А потом как-нибудь постараюсь выжить.

Лифт останавливается, и я быстро смахиваю слезы, на случай, если в квартире есть кто-нибудь из персонала. Двери открываются, и я вхожу. Бросаю сумочку, иду в гостиную. И – замираю на пороге, потому что на полу сидит Дэмиен и аккуратно разворачивает подарочную коробку.

– Привет, – говорит он с широкой улыбкой. – Кажется, у меня сегодня два подарка.

Я задерживаю дыхание, узнав фотографию по высовывающемуся из коробки уголку. Это черно-белый снимок заката, и я завороженно смотрю, как Дэмиен достает его, одобрительно оглядывает и читает посвящение, красиво отпечатанное на обороте над подписью художника:

«Дэмиену. Солнце нашей любви никогда не зайдет за горизонт. Всегда твоя. Ники».

– Как красиво, – тепло улыбается он. Затем прислоняет фотографию к спинке дивана и подходит ко мне. На лбу у него пролегла складка.

– Что-то не так?

– Как Чикаго? – спрашиваю я, стараясь оттянуть неизбежный момент.

– Продуктивно. – Дэмиен берет меня за руку и обводит вокруг дивана. – Мне удалось убедить Дэвида, что Софию нельзя оставлять одну. У нее слишком много проблем, а без лекарств… – Он умолкает.

Я не собираюсь говорить ему, что и так это знаю и что согласна на сто процентов.

– Дэвид разрешил ей пожить у себя в квартире в Лос-Анджелесе. Я ее там не обнаружил. Но я знаю, какое у нее теперь имя, поэтому это только вопрос времени.

– И какое же? – спрашиваю я.

– Моника Картс. Фамилия – анаграмма, – поясняет он.

– Я знаю. Не сразу, но догадалась.

– Не сразу? Я же только что тебе об этом сказал.

– Нет, – отвечаю я. – Это она мне сказала. Мы давно с ней знакомы. Случайно. Иногда встречались в «Старбакс» рядом с моим офисом.

Дэмиен вскакивает, но я беру его за руку и усаживаю обратно на диван.

– Подожди. Мне нужно сказать тебе кое-что, и быстро. Я за этим пришла. Поэтому, пожалуйста, дай мне закончить, хорошо?

Я вижу его озадаченный взгляд, и у меня разрывается сердце. Но я говорю себе, что другого выбора нет. Я перебрала все возможные варианты и просто не вижу выхода, при котором Дэмиен бы не пострадал.

Все это время он защищал меня. Теперь настал мой черед сделать все, что в моих силах, чтобы его спасти.

Я глубоко вдыхаю – чтобы набраться смелости и подавить дрожь. Желудок резко сжимается, как будто меня сейчас стошнит. Но я прогоняю это ощущение. Я должна это сделать. Должна. Я представляю крепко зажатый в руке скальпель и страстно желаю ощутить его лезвие, испытать эту боль.

– Я больше не могу, – наконец говорю я. – Не могу жить в постоянных тайнах, полуправдах и недомолвках.

В глазах Дэмиена – шок, недоумение, отчаяние, и мое сердце сжимается. Очень медленно, осторожно он спрашивает: