Сара Бауэр - Грехи дома Борджа

– Мадонна, можно мне пойти к сыну?

– Нет, Виоланта. – Она удержала меня за руку. – Не надо.

– Почему? – воскликнула я, чувствуя, как страх разливается по жилам.

– Я хотела предоставить тебе возможность убедиться, что с ним все в порядке, но обратно ты его не получишь. Он отправится в Карпи на попечение дона Альберто Пио. Дон Альберто занимает хорошее положение, и при его доме живут несколько талантливых людей. Он позаботится о том, чтобы Джироламо вырос человеком образованным.

– Но…

– И спорить нечего. Будь ты замужем, все могло бы сложиться по-иному, но с этим тебе не повезло, остается лишь полагаться на свою удачу, как сказал бы тебе мой брат.

– Я готова выйти замуж, мадонна!

Она усмехнулась.

– Между готовностью и возможностью пролегла пропасть, мост через которую мне построить не по средствам. Я бы любому дала за тебя хорошее приданое, но у меня его просто нет. Папа Римский Юлий конфисковал все имущество Чезаре, как ты знаешь. Сына ты видеть будешь. Я позабочусь, чтобы иногда его привозили в Феррару. Но ты должна пообещать, что не откроешь ему, кто ты такая. – Помолчав, она продолжила: – Это также пожелание Чезаре, Виоланта.

«Дети для меня важны», – однажды сказал он и подтвердил это, милостиво проведя со мной целую ночь в постели. У меня мелькнула мысль взбунтоваться и тут же растаяла, как падающая звезда в небе, однако в наступившей темноте я видела все очень ясно. Своим несогласием я добилась бы только одного – окончательной разлуки с сыном. Если же я соглашусь с условиями мадонны, то мы хотя бы станем видеться с ним изредка, я буду знать, как у него дела, как он растет, как учится, как справляется с детскими болезнями, когда получит свою первую лошадку, впервые влюбится. Стану знать о нем больше, чем когда-то знала обо мне моя родная мать. «Следуй за любовью». Это не очень прямой путь и, вероятно, не очень нравственный.

Меня почему-то все больше тянуло к Джулио. Хотя Анджела вернулась в нашу общую комнату и вела себя так, словно ничего не изменилось с тех пор, как мы приехали в Феррару четыре года назад, я не могла ей признаться, что с каждым днем все острее ощущаю предательство, связанное с Джироламо. Дочь, до сих пор отданная заботам няньки в Меделане, оставила еще меньший след в сердце матери, чем на ее прекрасно восстановившемся теле. Анджела просто ответила бы, что так сложилось, я хорошо провела время, заплатила за это, и теперь пора двигаться дальше. Затхлый воздух ностальгии в покоях Джулио лучше соответствовал моим настроениям.

Приближалась Пасха, дни становились длиннее, а Джулио по-прежнему не выходил из дома, скрываясь за закрытыми ставнями под предлогом, что свет вреден для его глаз. В комнатах навечно поселилась зима, несмотря на то что за окнами весна вступала в свои права. Я читала ему вслух, иногда мы развлекались тем, что декламировали стихи или пели вместе, хотя я уступала ему в музыкальности. Часто мне на помощь приходил Ферранте или тот певец из Артиджанова, к которому благоволил герцог и теперь одалживал его своему брату для скорейшего выздоровления.

– Чертов певец, – высказался Джулио с непривычной для него грубостью, когда Джан-Канторе впервые появился в его покоях, – а ведь это я его нашел. Мне сейчас нужны деньги. Проклятие, я не способен даже настрелять дичи для своего стола, не говоря уже о том, чтобы подписать счет за ткань на глазную повязку. Как мне теперь жить?

Он преувеличивал, разумеется, и певец знал это не хуже меня, так что понадобился всего один новый анекдот от Тромбончино, чтобы восстановить его душевное равновесие. Музыка всегда могла приободрить Джулио, ведь для того, чтобы слушать, глаза не нужны. Он обнаружил, что слух его обострился, пальцы обрели большую чувствительность к дрожанию струн. Джулио пошутил, что если бы Анджела когда-нибудь вернулась к нему, то убедилась бы, что теперь его прикосновения могли бы доставить ей гораздо больше удовольствия. Ночью, добавил он, когда погашены все свечи. Джулио извинился за свою грубость и больше никогда не упоминал об Анджеле. Часто мне приходилось заполнять паузы, и тогда я говорила о Джироламо. Мне казалось, что Джулио разделяет мою боль, а мои рассказы помогают ему умерить его собственную.

Вскоре после Пасхи герцог Альфонсо отправился с визитом в Венецию и на время своего отсутствия оставил править мадонну. Джулио он велел возвращаться к себе во дворец, поскольку его жене, герцогине, следовало занять герцогские покои в Корте, а комнаты, которыми сейчас пользовался Джулио, понадобятся для ее придворных. Герцог заполнил замок швейцарскими наемниками, чем вызвал волнение при дворе, хотя, казалось, на то не было причин. Теперь Корте-Веккьо напоминал мне Сан-Клементе в последние дни моего пребывания в Риме. И даже звуки в замке были те же: звенели шпоры и оружие, цокали чашечки с игральными костями, звучала гортанная речь швейцарцев. Запах тоже напоминал Сан-Клементе: пахло кожей, жиром, сталью, прокисшим вином и мужским по́том.

Я полагала, что это и являлось источником моего беспокойства, пока, помогая Джулио снова устроиться у себя дома, случайно не уронила одну из его книг, откуда выпало письмо. Я не стала бы читать, но случайно увидела имя Альберто Пио. Джулио в то время прогуливался у себя в саду вместе с Ферранте. В раскрытое окно до меня доносились их голоса: Джулио жаловался на солнечный свет, а Ферранте уверял, что ему необходим воздух и физические нагрузки, так что придется привыкать.

Письмо было от Франческо Гонзага, хотя написано не его рукой. Он благодарил Джулио за дружеское отношение и уверял, что любит зятя и скорбит о его участи не меньше. «Дон Альберто Пио уже передал тебе лично, полагаю, что я целиком на вашей с доном Ферранте стороне в том, что касается мести весьма почтенному кардиналу…» Я не посмела прочесть дальше. Что все это значило? На первый взгляд похоже на предательство, поскольку любая месть, задуманная против Ипполито, затронет и самого герцога, ведь они так близки. И все же, если Джулио и Ферранте с сообщниками решили отомстить, как можно проявлять подобную неосторожность, доверить планы письму? Наверное, все-таки это какая-то шутка или письмо старое, давно потеряло свое значение, засунутое между страницами книги и забытое. Я взглянула на книгу: новый сборник стихов Ариосто, из которого я кое-что зачитывала Джулио всего несколько дней назад. Я снова посмотрела на письмо, нет ли на нем даты; оказалось, что оно написано в дни Святой Недели. Сунув письмо в лиф, я крикнула мужчинам в саду, что мне нужно идти, так как герцогиня будет искать меня, чтобы я помогла ей переодеться к вечерней аудиенции.

– Кажется, одна дама из Ченто желает обратиться к ней с петицией, чтобы устроить соревнование дам в Барко на праздник Тела Христова, – добавила я, поражаясь собственному спокойствию.

Читать дальше