Сара Бауэр - Грехи дома Борджа

– Надеюсь, герцогиня согласится! – крикнул Ферранте. – Это будет бальзам для больных глаз.

При этих словах Джулио двинул ему в ребра, и они принялись возиться, как мальчишки. Они даже не подозревали ни о моей находке, ни о том, как я намерена поступить.

Как я могла поступить в данной ситуации? И сколько пройдет времени, прежде чем Джулио обнаружит пропажу и подозрение падет на меня? Не отнести ли письмо прямо к донне Лукреции? Она сделает все, что в ее силах, чтобы помешать еще большему разногласию между братьями. Правда, возникала одна трудность. Во время Святой Недели, проведенной в монастыре, мадонна переболела трехдневной лихорадкой и пока от нее не оправилась. Я опасалась, как бы ей не стало хуже, если она увидит письмо. Однако, возвращаясь во дворец, я прошла мимо человека, несшего на шесте через плечо связку птиц, и это натолкнуло меня на мысль.

Выслушав петицию от дамы из Ченто, а затем рассмотрев остальные дела – споры о собственности, просьбы об освобождении от брачных обязательств, о выплате пенсий и патронаже, – мадонна отправилась отдыхать, а я потихоньку ускользнула из замка.

Покровительство донны Лукреции позволило Гидеону устроиться в мастерской известного серебряных дел мастера, который открыл свое дело в галерее на краю площади, так что мне не пришлось далеко идти. Был чудесный ранний вечер, и люди по-прежнему легко расставались с деньгами после суровости Великого поста. Старый город бурлил от покупателей и носильщиков, торговцев рыбой с прилипшим к их одежде запахом реки, крестьян с землей под ногтями, катящих тележки, доверху груженные кабачками, от которых так и не отлетели желтые цветы. Оружейный мастер и точильщик ножей завели словесную дуэль по поводу качества их товара, и я чуть не оглохла, нырнув в короткий переулок за лавкой аптекаря, где аромат молотого мускатного ореха смешался с душком свинарника. В конце переулка, после загона для свиней, дровяного склада и стеллажа со сковородами для сушки оливковых косточек, располагалась лавка серебряных дел мастера. Там я надеялась найти Гидеона.

Я вошла, отодвинув в сторону толстый кожаный занавес, и услышала свист и постукивание крошечных молоточков. Никаких горящих ламп, тонкие полосы света пробивались сквозь щели в деревянных стенах и крыше, образуя яркую решетку, в ней кружились золотые и серебряные пылинки, подхваченные сквозняком. Когда мои глаза привыкли к темноте, эта световая решетка будто растворилась, и я увидела Гидеона. Склонившись над верстаком, он работал стамеской размером со щипчики, которыми я когда-то выщипывала мадонне брови. Гидеон рассматривал свою работу через увеличительные линзы, прикрепленные ко лбу с помощью хитроумного приспособления, а рядом стояла нетронутая тарелка с хлебом и кусочками копченого угря. Еда поблескивала, присыпанная сверху золотой пудрой. Я прокашлялась, внезапно застеснявшись, что отрываю его от работы. Он резко выпрямился, чуть не стукнувшись головой о потолочную балку. Линзы подскочили, затем одна из них соскользнула по глазу и наверняка упала бы, если бы Гидеон не подхватил ее. Развязав кожаный ремешок, крепивший все приспособление к голове, он положил его на скамью. Тыльная сторона его ладони тоже поблескивала золотом, а когда Гидеон улыбнулся мне, то на лице проступили золотые морщины, словно золото забило все поры кожи.

– А, – сказал он, будто меня ждал.

– Мне нужна ваша помощь, – произнесла я.

Гидеон прислонился спиной к верстаку и сложил руки на груди.

– Чем я могу вам помочь?

Он даже не пытался отвести взгляда, когда я полезла в лиф за письмом, которое за время прогулки опустилось довольно низко. Когда моя рука дотронулась до груди, мне вдруг показалось, что это его рука находится там, окрашивая мою кожу золотой пылью, и тихое пламя зажглось внизу живота.

– Что я могу сделать? – со смехом спросил Гидеон.

Я отвернулась, понимая, что зря сюда пришла, мне бы следовало сразу обратиться к донне Лукреции.

– Я нашла вот это, – промолвила я, вытянув письмо за уголок из выреза платья.

Передавая ему послание, я ощутила, что оно согрето моим теплом, а толстый пергамент согнулся, приняв форму тела. Поднеся письмо к лучу света, почти угасшего, Гидеон прочитал его и нахмурился, поджав губы.

– Где вы его нашли?

– Оно выпало из книги Джулио. Я не хотела… просто… – Но как я могла объяснить? Совсем неподходящее время, чтобы рассказывать ему мою историю.

– Лучше бы вам вернуть его на место.

– Но если Джулио задумал… – Я не могла заставить себя произнести это вслух. – И Ферранте. Их нужно остановить. Дон Франческо их использует – вероятно, из-за мадонны или по причине какого-то нового спора, возникшего у него с герцогом. А если заговорщиков поймают, неужели вы думаете, что он их защитит?

– Они его зятья. И как бы там ни было, какое это все имеет отношение ко мне?

– Я помню то, что вы сказали на корабле. Мол, шпионите для донны Изабеллы. Понимаю, это шутка, но если она прислушивается к вашему мнению, вы могли бы намекнуть ей на происходящее, тогда она обратилась бы к дону Франческо и…

– Скорее она отправилась бы прямо к герцогу или кардиналу. А еще ей понадобятся доказательства, она также захочет знать, каким образом ко мне попало письмо.

Об этом я не подумала. Видимо, я вообще ни о чем не подумала, увидев того человека с домашней птицей, напомнившего мне Гидеона с его праздничным гусем.

– Почему бы не пойти к донне Лукреции? Она явно к вам благоволит, а мне она кажется именно той женщиной, которая способна усмирить вражду.

– В последнее время она болеет. Я не хотела ее расстраивать.

– Тогда вы могли бы свалить вину на автора письма, этого самого… – Он заглянул в письмо. – Пио. Просто скажите, что он превратно все истолковал, но…

– Нет! – пронзительно воскликнула я.

Гидеон встревожился, но потом улыбнулся.

– Ага, все-таки у вас есть возлюбленный.

– У меня нет возлюбленного, однако… мне не хотелось бы беспричинно ставить под сомнение благонадежность дона Альберто.

Объяснение, конечно, глупое, но чем я могла оправдать свою заботу о добром имени дона Альберто? Гидеон ни в коем случае не должен был узнать, что я брошенная любовница впавшего в немилость Валентино, мать сына, которого ей не доверили растить. Мне вдруг захотелось, чтобы он расплавил меня в своей печи, словно плохо отлитую безделушку, и превратил во что-нибудь другое. Я боролась с собой, моргала, сглатывала, скрежетала зубами, но так и не сдержала всхлипываний.

Гидеон отошел от верстака и обнял меня.

– Простите, – промолвил он, – мне очень жаль, хотя и не знаю, в чем виноват.

Он такого же роста, как и Чезаре, подумала я, потому что мой висок достает до его ключицы точно так же, как когда-то было с Чезаре, только ткань, к которой прижималась моя щека, была не бархатом, а грубого домашнего плетения и закапана воском. От Гидеона пахло древесным дымом, шерстью и дешевым вином, а не опасно соблазнительным жасмином и страхом других людей. Хороший человек.

Читать дальше