Сара Бауэр - Грехи дома Борджа

– Все в порядке, – сказала я, отстраняя лицо от складок его рубахи.

Я шмыгнула носом. Он вынул из рукава потертый платок и протянул мне. Я высморкалась, а Гидеон рассмеялся:

– Теперь у вас золотой нос

– Признайтесь, вам, наверное, одежду стирают бесплатно, лишь бы прачка могла намыть потом золото?

– Да они в очередь ко мне стоят за моими рубашками. Разве не ясно?

Я потрогала смятый рукав рубашки, которая когда-то, вероятно, была белая. Под тканью рука была теплой, с твердыми мышцами. Приподнявшись на цыпочки, я поцеловала его в губы. Гидеон изумленно отпрянул, заставив меня устыдиться.

– Мне пора, – сказала я. – Вы правы, нужно было просто пойти к донне Лукреции, она все уладила бы. – Наш разговор зашел слишком далеко; я не хотела рисковать, еще раз упомянув дона Альберто Пио. Я повернулась, чтобы уйти.

– Подождите, – попросил он, опуская ладонь на мое плечо. Я напряглась; мимолетное единение, вызванное моими слезами, исчезло, и подобная фамильярность была совершенно не к месту. Гидеон отдернул руку, как от огня. – Вы рыбу ловите?

– Что?

– Рыбалка, – пояснил он. – Пойдемте со мной порыбачить в воскресенье.

– В воскресенье у меня месса.

– Но не целый же день.

– Утром и вечером.

– Хорошо, значит, вы сможете прийти.

– Вряд ли мадонна разрешит.

Я придумаю какую-нибудь вескую причину, сошлюсь на болезнь, чтобы объяснить мое отсутствие в гостиной, где вышивают и читают вслух жития святых, а мадонна пожелает мне скорейшего выздоровления. Мы обе будем знать, что лжем, но поскольку она мне симпатизирует, а иногда даже доверяется, то я свободна делать все, что хочу, тем более что больше не обладаю ценностью на ее брачном рынке.

– Она хочет посмотреть законченную работу. Завтра я принесу медали, и мы сможем вместе уговорить ее.

– Но почему рыбалка? Дам обычно приглашают полюбоваться садом или послушать музыку.

– В таком случае рыбалка станет для вас чем-то новым и оригинальным. Бьюсь об заклад, сир Пио не берет вас с собой ловить рыбу.

– Я едва знакома с доном Альберто Пио.

Гидеон усмехнулся.

– Ладно, – сказал он, – идите, а то совсем стемнеет. Увидимся завтра. И удачи вам.

– Удачи?

– С письмом.

Я совсем о нем забыла за всеми этими разговорами о рыбалке.

Когда я свернула из переулка ко дворцу, из тенистой арки появилась фигура и преградила мне путь. В шапке, надвинутой на глаза, и накидке, скрывавшей нижнюю половину лица, я не сразу узнала Ферранте.

– Виоланта!

Я дернулась и невольно прижала руку к груди, где лежало письмо.

– Это я, Ферранте. Бояться нечего. – Он откинул полу, показав ироничную улыбку, которая, однако, не рассеяла тревогу в его взгляде. – Я провожу вас домой.

– Весьма любезно с вашей стороны. – Мне было щекотно от пота; возможно, чернила потекут и опасные слова дона Франческо превратятся всего лишь в размазанное пятно на моей коже. Ферранте предложил мне руку. Я ее приняла.

– Спасибо за помощь Джулио. У него осталось мало доверия к людям, а вы к нему очень добры.

– Я считаю себя его другом.

– В любой компании?

– Мне бы хотелось так думать.

– В таком случае верните то, что вы у него взяли.

– Я? Я ничего не брала, – пробормотала я. Письмо давило на сердце, как камень.

– Что ж, вероятно, я ошибся. – Он говорил легко, непринужденно, но в то же время крепко прижимал мой локоть к своему боку, и я чувствовала его ребра. – Раз вы заявляете о своей дружбе с Джулио, то, несомненно, не о чем беспокоиться.

– Надеюсь, что так.

Мы почти дошли до дворца, но у ворот Ферранте не свернул, а повел меня дальше, вдоль стены. На площади сгущалась тьма, толпы вечерних покупателей редели, торговцы опускали ставни, готовясь считать выручку. Мы с Ферранте, окутанные полутьмой, могли остаться вдвоем, и мне пришло в голову, не намерен ли он меня убить – сунуть нож между ребер или свернуть шею. Если таково было его намерение, то я ничего не могла поделать. Как все братья Эсте, Ферранте был высоким и сильным.

Он остановился и повернулся ко мне, словно принял какое-то решение. Я вспомнила о Гидеоне: интересно, сколько он прождет меня в воскресенье, прежде чем оставит надежду? А еще подумала о боли, о необходимости помолиться и о Джироламо.

– Вы могли бы к нам присоединиться, – произнес Ферранте. Приняв мое изумленное молчание за позволение продолжить, он добавил: – Помогите нам добраться до Альфонсо и Ипполито, и мы вернем вам сына.

– Каким образом?

– Как только они… перестанут нам мешать, я стану герцогом. Мы могли бы пожениться. Мне понадобится жена, наверное, ради внешних приличий, а что может быть лучше в моем случае, чем женщина, у которой уже есть сын? Я сделаю Джироламо своим наследником. Он станет следующим герцогом Феррары, подумайте об этом.

Я постаралась подумать, но все мои мысли превратились в вихрь пыли, в котором лица и возможности лишь принимали нечеткие очертания. Тут, к моему изумлению, ко мне на помощь пришел отец Джироламо. Я вспомнила, как он отобрал у меня сына, как с донной Лукрецией увез его в Карпи, словно игрушку, подарок. Согласись я на предложение Ферранте, чем тогда я лучше его? Получилось бы, что я тоже использую Джироламо в своих целях. «Следуй за любовью», – сказала Мариам, но иногда приходится двигаться в противоположном направлении, указанном на дорожном столбе.

– Нет, Ферранте, я не собираюсь в это вмешиваться.

– Так у вас есть письмо?

– Я уже сказала, что не собираюсь вмешиваться, а вам с Джулио следует сейчас же все прекратить, пока не случилось беды. Вы всего лишь бередите рану.

Ферранте резко отпустил мою руку и привалился к стене под одним из высоких окон, забранных решеткой со стороны улицы.

– Боже, как я от всего устал, – проговорил он. – Не хочу быть герцогом. Представляете? Просто старался помочь Джулио, но теперь… в общем, ситуация стала неуправляемой.

– Исчезните на какое-то время. Поезжайте в бани Порретта [50] . Там найдете развлечения по своему вкусу.

– Не перестаю поражаться вам, Виоланта. Откуда молодой даме вроде вас знать, что происходит в Порретта?

– Дон Франческо рассказывал.

– В присутствии дам?

– Для… просвещения герцогини.

Ферранте усмехнулся.

– Уверяю вас, Виоланта, из нас с вами получилась бы более достойная пара герцога и герцогини, чем из Альфонсо и его дамы. Один целые дни проводит в борделях, а другая развлекается рассказами о банях в Порретта.

– Никогда так больше не говорите, Ферранте. Уезжайте сами и Джулио скажите, чтобы тоже уехал. – Я повернулась и пошла прочь.

– А вы что будете делать? – прокричал он мне вслед.

Донна Лукреция молча читала письмо. Хотя она была бледна, я не опасалась за здоровье мадонны, поскольку черты ее лица приняли решительное выражение, в котором угадывались проницательность и расчет, чем она напомнила мне своего брата.