Бет Уайт - Креольская принцесса

– Я не могу это сделать! Аукцион уже начался!

Рафаэль подавил желание посмотреть на помост, где распорядитель торгов уже начал принимать заявки на первого раба, хорошо сложенного негра. Несомненно, за него отдадут не менее двенадцати сотен фунтов и торги будут идти очень бойко.

Он бросил взгляд на Скарлет, чтобы убедиться, что это она. Потому что, если он допустил ошибку, ситуация осложнится.

Густые курчавые волосы девушки пребывали в плачевном состоянии, кожа потускнела от недоедания, а под отвратительным платьем, которое ее заставили надеть, просматривался небольшой животик. Но это точно была Скарлет. Характерный изгиб бровей, острый подбородок и чувственный рот напоминали Лиз. Рафаэль был готов взвыть от досады.

Он подумал о матери Лиз и матери Скарлет, которые, возможно, когда-то стояли на этом самом месте много лет назад. Одну забрал любимый, а другая попала в рабство к ужасной мегере.

Он не мог выручить всех этих людей сейчас, но он мог спасти хотя бы одну.

Покосившись на Скарлет, Рафаэль повел плечами и использовал козырь.

– Мистер Уиллинг расстроится, если его желание угодить губернатору не будет удовлетворено, хотя я понимаю ваше затруднение. Возможно, вам будет проще принять решение… если я отблагодарю вас. – Он засунул руку в карман за кошельком, который носил с собой как раз для таких случаев. Он положил несколько золотых монет, которые с лихвой окупали стоимость рабыни, на ладонь охранника. – Я дам в два раза больше, если мы встретимся с вами сегодня вечером в «Пеликане». – Он кивнул на таверну, где ждал Рафаэля Уиллинг. – Я замолвлю за вас словечко перед капитаном. Он говорит, что планирует еще один рейд вверх по реке.

Все три его утверждения по отдельности были правдой, но вместе они были чем-то другим.

Надсмотрщик позвенел монетами. Он посмотрел на Скарлет, которая молча стояла на помосте, потупив глаза и держась руками за живот. Потом бросил взгляд на Уиллинга и, казалось, принял решение. Тихо выругавшись, он запихнул монеты в карман, достал нож и быстро нагнулся, чтобы разрезать веревку на ногах Скарлет.

Встав, он толкнул ее к Рафаэлю.

– Забирай ее и убирайся, пока я не передумал. Передай мистеру Уиллингу, что он теперь мой должник.

– Я думаю, что все как раз наоборот.

Но Рафаэль взял Скарлет за руку и быстро повел прочь, насколько это было возможно в толпе. У него было очень мало времени. Джеймс Уиллинг ждал его возвращения, а Рафаэлю нужно было придумать какое-нибудь объяснение для этого непонятного поступка. Если приходится врать, то лучше, чтобы ложь была как можно больше похожа на правду.

Удалившись на безопасное расстояние от помоста, Рафаэль притормозил и взял девушку за руку.

– Расскажи мне, как ты сюда попала.

Когда их глаза встретились, Рафаэль с удивлением увидел, что она плачет.

– Я молилась, чтобы кто-нибудь пришел за мной, – ответила она. – Я не знала, что это будешь ты.

Он пожал плечами.

– Почему не я?

– Это все ради Лиз, верно? Вы любите ее.

– Я… я… забудь. Уиллинг действительно привез тебя сюда?

– Этот маленький человек на большой посудине? Я не знаю его имени. Но он влетел в Натчез, словно пушечное ядро. Забрал всех рабов и все ценное, а остальное сжег. Он взял в плен белых хозяев, чтобы их семьи присягнули… другим британцам… – Она посмотрела на него с неожиданной ненавистью. – Они свободны. Почему они воюют друг с другом?

Рафаэль двинулся дальше.

– Все сложно. В любом случае Уиллинг будет не очень рад, если узнает, что я купил тебя от его имени. – Он покосился на девушку. – Веди себя тихо и поддакивай, понятно?

Мобил

27 апреля 1778 года

В последнее время дела Буреля пошли в гору, а это означало, что Лиз приходилось много времени проводить на кухне вместе с Джуни, перенимая ее кулинарное мастерство. Весело общаясь между собой, они приготовились помогать Зандеру во время ужина. В кухне пахло морепродуктами и специями. Из железного котла с гумбо, стоявшего на огне, шел аппетитный аромат ру [36]. Стук глиняной посуды и звон серебряных тарелок создавал фон для мыслей Лиз.

В последний месяц в городе было тихо. Как раз тогда Дейзи переехала в форт вместе с отцом. Это напоминало затишье перед бурей, как часто бывало в их краях в апреле. В небе возникали грозные тучи, готовые в любой момент разразиться шквалом, дождем и ветром. Подругам было тяжело разлучаться. Пожалуй, Дейзи переживала даже сильнее, чем Лиз, но поделать ничего с этим не могла. Семья британских беженцев въехала в дом Редмондов, и Лиз неожиданно стало негде жить. Она могла пойти к отцу или деду, но ей не хотелось бросать школу. Так как Дейзи жила в форте, кроме Лиз в школе никто не преподавал.

Когда майор Редмонд предложил ей попроситься пожить у Бурелей, Лиз с неохотой согласилась. Ее скромного школьного жалованья хватило бы, чтобы с трудом покрыть плату за жилье. Однако Бриджитт, по всей видимости, обрадовалась, что Лиз сможет помочь Джуни на кухне, и они договорились, что Лиз будет отрабатывать проживание по вечерам и в выходные. Лиз была очень рада этому предложению. Она поселилась в маленькой комнате на верхнем этаже, где в крохотном шкафу хранились ее несколько платьев. Шкаф и кровать занимали почти всю комнату.

Когда Лиз ложилась спать, обычно ее тело и разум были так напряжены, что она не могла заснуть до поздней ночи, думая, молясь, гадая и страдая. Бриджитт Гиллори, дочь Буреля, любила поговорить и могла составить приятную компанию, но, как замужняя женщина, она в первую очередь обязана была ухаживать за мужем. Лиз очень скучала по Дейзи, по ее веселому смеху, по ее способности развлекать подругу. В последний день, когда они собирали вещи перед переездом, Дейзи отдала Лиз книги, которые прятала под кроватью

– Сохрани их для меня, – жалобно попросила Дейзи. – Если мой отец увидит их…

– Сохраню, – быстро ответила Лиз. – И прочитаю их все. Я хочу понять…

– Ты поймешь, я знаю, что ты поймешь. Но ты не должна ничего делать… не предпринимать никаких поспешных действий, понимаешь? Лиз, сейчас опасное время, потому, пожалуйста, будь осторожна с тем, что ты говоришь и кому.

Поцеловав подругу в бледную щеку, Лиз пообещала последовать совету Дейзи.

Но чем больше она читала и вникала в основные положения принципов американских мятежников, тем больше ей нравилась идея полной свободы, когда ты можешь выбирать, как тебе жить, и никакой правящий класс не является для этого помехой. Так как Лиз была христианкой, она верила в то, что все люди, мужчины и женщины, рабы и свободные, любой национальности и вероисповедания, были равны перед Богом. Однако мысль о том, что эта идея может превалировать в политической и повседневной жизни страны, была для нее в новинку.