Джозеф Конрад - Личное дело. Рассказы (сборник)

Я тоже удивился, но не слишком. С таким-то упрямым лбом! Мне всегда казалось, что она глуповата. И я предположил, что Дэвидсона, наверное, рассердило женино беспокойство. «Нет, – сказал мой друг, – по-моему, он был, скорее, тронут и даже огорчен. Ему некого было попросить о замене. Ведь, кроме прочего, он собирался зайти в какую-то богом забытую бухту, проведать малого по имени Бамц, который там вроде как обосновался. Скажите на милость, – недоуменно воскликнул мой приятель, – какая может быть связь между Дэвидсоном и таким существом, как Бамц?»

Уже и не помню, что я ему ответил. Но чтобы выразить суть, достаточно было и двух слов: «доброта Дэвидсона». Она не чуралась недостойных, если был хоть малейший повод для сострадания. Не подумайте, что Дэвидсон был совсем неразборчив. Бамц ни за что бы не смог ему навязаться. Более того, все знали, кто таков этот Бамц. Бездельник с бородой. Вспоминая его, я всякий раз представляю длинную черную бороду и россыпь добрых морщинок в уголках глаз. Такой бороды не найдешь отсюда до самой Полинезии, где борода сама по себе является завидным имуществом. Однако Бамц ценил свою бороду не за это. Вы же знаете, как впечатляет азиатов хорошая борода. Я помню, как много лет назад мрачный Абдулла, великий торговец Самбира, не смог сдержать удивления и восхищения при виде этой невероятной бороды. Всем известно, что на протяжении нескольких лет Бамц периодически приживал у Абдуллы. Это была особенная борода, и ее владелец был такой же особенный. Редкий бездельник. Это стало его искусством или, скорее, чем-то вроде ремесла и тайного знания. В городах, в крупных общинах легко представить себе типа, который живет подачками и мелким мошенничеством; но Бамцу удавалось бездельничать и в диких местах, на окраинах девственных лесов.

Он умел расположить к себе местных. Прибывая в прибрежную деревню, он одаривал Раджу, главу поселения, или главного торговца дешевым карабином, дрянным биноклем или чем-нибудь в этом роде, а взамен просил дать ему жилье, таинственными намеками давая понять, что он-де важный купец. Он оплетал их бесконечными байками, какое-то время жил припеваючи, а затем проворачивал какую-нибудь аферу или до того им надоедал, что его просили убраться. Он уходил безропотно, с видом оскорбленной невинности. Такая вот забавная жизнь. При этом он всегда выходил сухим из воды. Я слышал, что Раджа Донгала выдал ему товаров на пятьдесят долларов и оплатил проезд на прау, только чтобы от него избавиться. Такая история. Заметьте, ничто не мешало старику приказать, чтобы Бамцу перерезали горло и бросили труп в пучину за рифами, – никто на свете не стал бы его искать.

Известно, что в то время Бамц скитался по диким местам и доходил аж до севера Тонкинского залива. Однако время от времени он не брезговал и соблазнами цивилизации. Как раз в Сайгоне, где он слонялся и попрошайничал, выдавая себя за уважаемого счетовода, бородатый Бамц и повстречал Хохотушку Анну.

О ее прошлом я бы предпочел не распространяться, но кое-что рассказать надо. Можно смело предположить, что к тому времени, когда Бамц впервые заговорил с ней в каком-то кабаке, ее знаменитый смех был уже не таким искренним. Ее выбросило на берег Сайгона почти без гроша, и больше всего она тревожилась о своем ребенке, мальчике пяти-шести лет.

В эти края ее привез малый по прозвищу Гарри Ныряльщик, – кажется, из Австралии. Привез и бросил, а она осталась обивать пороги, и вскоре почти все знали ее в лицо. На всем архипелаге не было человека, который не слышал бы о Хохотушке Анне. Заливистый смех – это все, чем она располагала, но, скажем так, для счастья его явно было недостаточно. Бедное создание, она готова была повиснуть на любом мало-мальски приличном мужчине. Но в итоге, как и следовало ожидать, ее всегда бросали.

В Сайгоне ее бросил шкипер немецкого судна, с которым она почти два года ходила вдоль китайского побережья до самого Владивостока. Немец сказал ей: «Все кончено, mein Täubchen [40] Мой голубочек ( нем. ). . Я уезжаю домой, чтобы жениться на девушке, с которой был помолвлен еще до того, как приехал сюда». На что Анна ответила: «Ну и ладно, езжай. Мы ведь расстаемся друзьями, верно?»

Она ни с кем не хотела ссориться на прощание. Немец сказал, что они, конечно же, останутся друзьями. В минуту расставания вид у него был довольно угрюмый. Она рассмеялась и сошла на берег.

На самом деле ей было не до смеха. Ей казалось, что это был ее последний шанс. Больше всего Анна волновалась за будущее ребенка. Уходя с немцем, она оставила сына в Сайгоне на попечении пожилой французской пары. Муж служил привратником в некоем правительственном учреждении, но его контракт истекал, и они собирались вернуться во Францию. Анна должна была забрать у них мальчика, и, получив его обратно, она уже не хотела с ним расставаться.

В таком положении пребывала Анна, когда познакомилась с Бамцем. Никаких иллюзий насчет этого проходимца она не питала. Связаться с Бамцем было падением даже для нее, да и с материальной точки зрения это предприятие было не ахти. Она всегда сохраняла некоторые приличия, тогда как Бамц, сказать по правде, являл собой жалкое зрелище. С другой стороны, этот бородатый бездельник, больше похожий на пирата, чем на счетовода, не был груб. Он был по-своему вежлив даже в подпитии. В отчаянии, как и в несчастии, с кем только не сойдешься. А она уже отчаялась вполне. Ее молодость была уже позади, знаете ли.

Пожалуй, со стороны мужчины объяснить эту связь было бы даже сложнее. Вот что, однако, еще важно знать о Бамце: к туземкам он не прикасался. И поскольку заподозрить его в высокой морали сложно, причиной тому был, скорее всего, здравый смысл. Да он и сам был уже немолод. К тому времени в его драгоценной черной бороде развелось немало седых волос. А может, ему попросту понадобился спутник в его странной и убогой жизни. Так или иначе, но Сайгон они с Анной покинули вместе. И никому не было дела, что с ними сталось.

Полгода спустя Дэвидсон подходил к поселку Мирра. Он в первый раз поднимался по этой речушке, где еще не видали европейского судна. Яванский пассажир предложил ему пятьдесят долларов, чтобы туда попасть – у него, надо думать, были на то какие-то особые причины, – и Дэвидсон согласился попробовать. Он говорил мне, что привлекли его, конечно, не пятьдесят долларов, а возможность побывать в новом месте. К тому же малышка «Сисси» проходила везде, где могла проплыть суповая тарелка.

Дэвидсон высадил там своего яванского магната и, поскольку до прилива оставалась еще пара часов, сошел на берег поразмять ноги.

Это был небольшой поселок, домов на шестьдесят – большая часть стояла на сваях над рекой, остальные были разбросаны среди высокой травы. От обращенных к лесу дверей вели тропинки. На очищенный участок со всех сторон наступали джунгли, превращая воздух в мертвенно горячее застойное марево.