Хуан Валера - Иллюзии Доктора Фаустино

– Кто бы мог подумать, дорогая Росита, – говорил доктор, – что я так скоро обрету в вашем лице доброго друга. Все твердили мне, что вы надо мной смеетесь, и я боялся встречи с вами, И не думайте, что я нелюдим.

– Что верно, то верно, – отвечала Росита, – мы мало что знали друг о друге, и думали каждый о другом невесть что. Поэтому вместо симпатии между нами возникла вражда и чуть ли не война. Теперь мы познакомились и можем обратить вражду в дружбу. Согласны?

– Что до меня, я никогда не испытывал к вам вражды. Теперь, когда я знаю вас, вы мне очень нравитесь.

Доктор взял руку Роситы и с чувством пожал ее.

Беседа между ними продолжалась в том же дружеском тоне, и на прощание доктор пообещал приходить в эту компанию из трех дуэтов каждый вечер.

Доктор был очень рад тому, что Росита так скоро, с такой простотой и искренностью подружилась с ним. И только одно сомнение закралось в его душу: может быть, Росита склонна видеть в нем своего жениха, и не сменит ли она милость на гнев, когда всем обывателям, да и ей самой станет ясно, что дон Фаустино Лопес де Мендоса вовсе не собирается на ней жениться?

Именно поэтому он и сказал ей со всей откровенностью:

– Не подумав, я обещал бывать у вас всякий вечер. То есть для меня это было бы чрезвычайно приятно. Но что могут подумать люди? Не повредит ли это вашей репутации?

Дочь нотариуса рассмеялась, обнажив два ряда ослепительно-белых зубов.

– Не беспокойтесь, – сказала она. – Я не боюсь за свою репутацию. Пусть себе судачат, меня это мало трогает. Мне уже двадцать восемь, и замуж я не вышла потому, что не хотела, да и теперь не хочу. Я свободна как ветер; знаю, что делаю, и делаю, что хочу. Я никому не обязана отчитываться, разве что отцу, но и отец не требует отчета. Я достаточно взрослый человек, хозяйка у себя в доме, так неужели я не могу принимать у себя кого хочу и разговаривать С кем мне нравится? Этого еще не хватало!

Слова «с кем мне нравится» сопровождались огненным взглядом черных глаз, в которых светилось явное расположение к доктору. Росита была девушкой порывистой и гордой. Желая успокоить дона Фаустино насчет женитьбы, она сказала:

– Неужели и в этом захолустье мы должны бояться пересудов? Неужели мы не имеем права дружить и развлекаться как нам хочется? С кем же тут разговаривать, как не с вами? Мне кажется, что женщина в двадцать восемь лет, то есть уже не первой молодости, незамужняя, которая при этом не ищет женихов и не кокетничает, может рассчитывать на уважение. Неужели только из-за того, что какой-то дурак скажет, будто я жажду породниться с благородными Лопесами де Мендоса, мне нужно лишиться удовольствия разговаривать с вами сколько я хочу и когда я хочу?

– Да, да, чтобы стать графиней Спаржей Аталайской, – добавил доктор смеясь.

– Что же, это недурной титул, – шутливо подхватила Росита, покраснев при этом, и уже серьезно продолжала: – К нему можно было бы прибавить несколько симпатичных названий плодородных земель и ферм, принадлежащих моему отцу: Ла-Нава, Камарена, Эль-Калатравеньо. Но оставим эти глупости. Не будем гоняться за титулами, покончим с брачными союзами. Будем добрыми друзьями и станем называть друг друга просто Росита и Фаустино. Можете даже забыть, что я женщина, сама я давно об этом забыла. Посмотрите, в каком я виде: платье из перкаля, причесана дурно, розы почти завяли, – тут она резко вырвала розы из прически и швырнула их на пол. – Посмотрите на меня хорошенько: у меня вид управляющего, мызника или ключницы. Не правда ли? Разве я могу на что-то претендовать?

Росита поднялась и несколько раз повернулась перед доктором, чтобы тот убедился, как скромно и небрежно она одета: ни намека на кокетливость. И затем продолжала:

– Мы часто говорили о вас с Респетильей и пришли к выводу, что вы мученик во славу дьявола. В этом мы с вами похожи, Я мученица того же сорта. Только я не так серьезна и позволяю себе смеяться даже над моей епитимьей.

Доктор посмотрел на нее и увидел, что она была права. В ее костюме и прическе нельзя было открыть ни малейшего желания нравиться, хотя все в ней дышало здоровьем и отличалось необыкновенной опрятностью. Как мы уже говорили, она была похожа на бронзовую статуэтку. Деревенский воздух и солнце не огрубили ее лицо и руки, но как бы покрыли легкой патиной, как на иных произведениях искусства. Простое перкалевое платье эффектно облегало ее тело, не знающее ни корсетов, ни кринолинов, и делало ее похожей на юную Диану-охотницу.

– Все, что вы здесь говорили, – заметил доктор, – необыкновенно умно и справедливо. Но с одним вашим суждением я не могу согласиться?

– С каким же?

– Я не могу не считать вас женщиной. Вы женщина, и очень красивая женщина. Вы сами это прекрасно знаете.

Говоря это, доктор перебирал в руках розы, которые девушка вынула из прически и бросила на пол.

– Эти розы завяли не потому, что были давно срезаны, а из зависти к вашему прелестному лицу. Я сохраню их на память.

– Глупости какие! Что еще за память? Разве мы не будем часто видеться!

– Разумеется, но это будет по вечерам. А что делать днем, когда я вас не вижу?

– Дайте их сюда! – сказала Росита, вырвала их из рук доктора и отбросила в сторону. – Раз уж вам нужно что-то сохранить на память обо мне, я дам вам другое, получше этих роз.

Сказав это, она развязала шелковый платок и сняла образок мадонны, который носила на груди.

– Возьмите этот образок и храните его как память обо мне. Футляр я вышивала сама, а епископ освятил его. Поцелуйте его, – и она поднесла образок к губам дона Фаустино.

И доктор почтительно прильнул губами к образку, еще хранившему тепло его владелицы.

Они беседовали часов до одиннадцати. Хасинта с помощью Респетильи приготовила ужин, накрыв стол на четыре персоны, разложив куверты и поставив графин старого вина. Ужин состоял из аккуратно нарезанных ломтиков буженины и блюда спаржи в собственном соку с крутыми яйцами.

На десерт были поданы инжир, изюм, груши и виноградный сок.

Ужин проходил очень оживленно. Разговор снова стал общим. Графин быстро пустел. Когда господа перешли к десерту, по патриархальному обычаю к столу пригласили слуг, которые доели остатки.

Скоро пришел сам нотариус, вдоволь налюбовавшись на своих голубей. Богатый собственник дон Хуан Крисостомо Гутьеррес обрадовался, увидев дочерей в столь приятном обществе, и наговорил кучу комплиментов доктору Фаустино.

В полночь вечеринка закончилась, и дон Фаустино в сопровождении оруженосца отбыл домой.

В течение шести вечеров доктор Фаустино появлялся в доме нотариуса и был участником одного из трех дуэтов, составлявших общество.

На седьмой день между Роситой и доктором произошел разговор, который мы позволим себе подслушать. Около одиннадцати, то есть перед самым ужином, Росита и Фаустино, уединившись в углу комнаты, вели такую беседу: