Хуан Валера - Иллюзии Доктора Фаустино

Небольшая площадка перед домом была затейливо выложена разноцветной галькой и обсажена смоквой, орехом, акацией и бесчисленными кустами роз разных сортов и расцветок – белых, красных, желтых.

Одна из башен дома служила голубятней. Ручные голуби то и дело слетались на площадку: ели, ворковали, любезничали, не обращая никакого внимания на людей. Под кровлей дома гнездились ласточки. Они тоже привыкли к людям и приветствовали путешественников веселым писком.

Управляющий, его жена и дети вышли встречать гостей, приняли у них поводья и отвели животных к кормушкам.

Когда все спешились, образовалось четыре пары. Так попарно, взявшись за руки, компания пошла осматривать сад. Он был поистине великолепен: пышное и дружное цветение яблонь, вишен, абрикосов, айвы сулило хороший урожай. Кое-где можно было видеть запоздалые фиалки, любимый цветок Роситы. Именно в поисках фиалок Росита с доктором отправились в самую тенистую часть сада: солнце сюда не проникало, почва сохраняла влагу, а это как раз и продлевало фиалкам жизнь.

И тут доктор сказал своей спутнице:

– Все это сказочно великолепно, но если ты не любишь меня, мне это ни к чему.

– Разве я не говорила, что люблю тебя? – спросила Росита.

– Одних слов мало, – возразил доктор. – Посмотри, как дышит любовью все живое. Учись подражать природе. Кажется, сам воздух напоен любовью, и только ты по-прежнему холодна.

– Помолчи немного. Ты такой беспокойный, такой ненасытный. Неужели тебе мало нынешнего счастья и ты желаешь большего? Послушай, Фаустино, я не умею далеко загадывать. Когда мною овладевает какое-то сильное чувство, я не раздумываю долго. Но теперь меня заботит грустная дума. Представь себе, что мы стоим на берегу таинственной реки, о которой говорится в той сказке, а вот этот листик – лодка; если мы рискнем сесть в нее, то она понесет нас по течению. И может так случиться, что небо покарает нас, и мы вместо земного рая ввергнемся в бездну.

– Жестокая, – сказал доктор. – Если бы ты действительно меня любила, то не стала бы думать о будущем. В тебе одной заключено сейчас столько счастья, что его хватило бы на столетия, и никакие будущие беды и страдания не смогут затмить это нынешнее счастье.

Как раз в это время к ним подошли дон Хуан и Эльвирита, а за ними – две другие пары. Все стали оживленно болтать и смеяться.

Закатные часы в этих местах восхитительны. Запах цветов сделался сильнее, воздух наполнился приятной свежестью. Птицы пели прощальную песнь заходящему солнцу. Оно уже спряталось за золотисто-красной полосой облаков над самым горизонтом.

Потянулись в стойла быки и коровы, зашли в загоны годовалые бычки, на скотный двор вернулись овцы с ягнятами. Возвращались с работы батраки во главе с управляющим. Рабочие несли на плече свои мотыги, а управляющий – палку, или, по-местному, вару, символ власти, который используется им для руководства полевыми работами. В Андалусии партию батраков, подряжающихся на какой-то срок и работающих на отдаленных фермах, называют варадой. Несомненно, это слово происходит от «вара».

Партия батраков, или варада, трудившаяся в Ла-Наве, заканчивала работу на следующий день, и потому все пятьдесят человек должны были переночевать в доме, где им отвели просторную комнату.

Когда наступила ночь, на площадке перед домом царило веселое оживление. По случаю приезда хозяев был устроен настоящий праздник. Ночь была великолепная. Тут же на площадке начались танцы. Среди батраков нашлись два недурных гитариста, которые умели не просто бренчать, но владели искусством гитарного перебора. В певцах не было недостатка. Объявились и танцоры. Жена управляющего, совсем молодая женщина, Жандарм-девицы, Эльвирита и Хасинтика ловко отплясывали фанданго. Их партнерами были очень искусные танцоры из числа батраков. Даже дону Хуану, дону Херонимо и самому доктору не удалось отговориться и пришлось сделать несколько пируэтов и фигур.

Респетилья был в ударе, особенно к концу праздника. От щедрот хозяина все плотно поужинали бараниной, которую вкусно приготовили пастухи, бобами с острыми приправами и рагу. Еда была острая. Всех стала одолевать жажда, и вино из погребов пользовалось большим успехом. В ход пошли кувшины – для батраков и кружки – для господ. Во время всеобщего шума, смеха, веселья Росита и доктор могли вдоволь наговориться. Нотариус был очень весел. Респетилья прекомично изобразил разговор пьяного со своей невестой, а под конец прочел заученный наизусть рассказ «Гусь в винной лавке». Респетилья придумывал игры и сам ими руководил. Под играми здесь понимают нечто вроде драматических представлений, разумеется, самых примитивных, Актеры играют и сами сочиняют текст по ходу пьесы. Респетилья сочинял сценария и режиссировал игру.

Он поставил в ту ночь две драмы, историческую и фантастическую. В драматической игре рассказывалось о шутках, которые разыгрывала королева Мария Луиза над другими лицами, Она была очень остроумна и любила пошутить. Только Кеведо превосходил ее в подобных проделках и так подшутил над ней самой, что отомстил за всех одураченных. [85]Хасинтика играла королеву Марию Луизу, а Респетилья – самого Кеведо.

Второе представление было попроще и на более известный сюжет: его очень любят разыгрывать в деревнях и на хуторах. Герой драмы – поденщик. Он болтлив, влюблен, отважен и пьян. Слоном – деревенский донжуан. Его роль исполнял Респетилья. Герой, несмотря на тысячу дерзких поступков и проступков, добивается благосклонности святого Петра, святого Михаила и еще каких-то святых. И когда за ним приходит дьявол, чтобы тащить его в ад, он оставляет дьявола в дураках и потешается над ним. Обычно на роль дьявола подбирается кто-нибудь из самых комичных и дурашливых участников действа. К счастью, и здесь нашелся такой, Респетилья все придумал наилучшим образом: дьявол вошел со страшными воплями, на голове у него был таганок, что должно было изображать корону Князя Тьмы, он ползал на четвереньках, лицо было вымазано сажей, на каждой ножке таганка факелом горела смоченная в масле тряпка. Потом была потасовка, и все остались довольны тем, как был посрамлен и наказан дьявол.

Постановкой этой дьявольской драмы и закончился праздник.

В доме было достаточно места, и все господа разошлись на покой по своим комнатам. Утром все хотели рано встать, чтобы посмотреть восход солнца.

Дон Фаустино был так восхищен праздником, так очарован сценами деревенской жизни, сельским пейзажем и особенно Роситой, что ему казалось, будто он перенесся в Золотой век. Он начисто забыл о своих славных предках, о перуанской принцессе и даже о Марии, вообразил себя аркадским пастушком, а Роситу – своей любезной пастушкой.