Артюр Рембо - Пьяный корабль. Cтихотворения

Как будто нужны акажу,

Растущие в дебрях Гвианы,

Всего лишь прыжкам сапажу

Да тяжкому бреду лианы!

Нет, мертвый цветок иль живой —

Признаться, не стоит он даже

Слезинки на свечке простой!

Помета он птичьего гаже!

О том и твержу, что порыв

Бесплоден, что, даже утроив

Старанья, но ставни закрыв

И пялясь на зелень обоев,

Цветение диких Уаз

Ты сводишь к их копиям нищим!..

И в этом, любезный, как раз

Ты столь же смешон, сколь напыщен.

Итак, не пампасы весной,

Кишащие Флорой мятежной, —

Табак и хлопчатник воспой!

Поведай о жатве безбрежной!

О том, как дает миллион

В Гаване Веласкесу рента;

Твой лоб Аполлоном дублен —

Наплюй же на море в Сорренто

С его лебедями! Твой стих

Обязан твердить неустанно

О вырубке манглий густых

И сборе плодов мангустана!

Пускай, точно лезвие, вмиг

Он чащу пронзает, кровавясь,

Ища, как камедь и тростник,

Сюжетов сокрытую завязь!

Открой нам, что охра снегов

На пиках тропических – это

Цвет микроскопических мхов,

Личинок бесчисленных мета!

Найди нам марену и крапп,

Охотник! Воспой нам широты,

Где влиться Природа могла б

В ряды красноштанной пехоты!

Найди на опушке лесной

Соцветья в звериных обличьях,

Чьи зевы целебной слюной

Исходят на пастбищах бычьих!

Найди на лугах заливных,

В серебряной дрожи затонов,

Кипенье эссенций, а в них —

Пунцовые яйца бутонов!

Найди нам хлопчатый Волчец,

Чью нить вереницею длинной

Тянули б ослы! Наконец,

Найди нам цветы с древесиной!

А в черной утробе руды —

Соцветья, всех прочих дороже,

Чьи бледные рыльца тверды

И перлы таит цветоложе!..

К застолью, насмешник пиит,

Подай, не жалея усилий,

Грызущую наш альфенид

Приправу из паточных Лилий!

Пусть нам говорят, что Амур

Спасает сердца от Печали, —

Но даже Ренан и кот Мурр

Его наяву не встречали.

А ты в мировой немоте,

Открыв аромат истерии,

Веди нас к такой чистоте,

Что праведней Девы Марии…

Купец! Арендатор! Спирит!

Твой стих многоцветен – а ну-ка,

Пусть он, как металл, закипит!

Пусть хлынет волной каучука!

Жонглер! Даже темной строкой

Ты свет преломляешь, как призмой:

Взметни электрический рой

Пядениц над Флорой капризной!

Железом запела струна —

Пусть лиры столбов телеграфных

Поднимутся крыльями на

Лопатках твоих достославных!

Пусть будет твой стих посвящен

Болезни картофеля – гнили!

И если ты хочешь, чтоб он

Сложился, чтоб тайны в нем были,

Чтоб он прозвучал от Трегье

До Парамариво, по свету, —

Купи господина Фигье

С лотков господина Ашетта!

Нелепый сельский храм; на стенах пятна сажи;

Прыщавою толпой подростки меж колонн;

Начистив башмаки и распаляясь в раже,

Картавый поп бубнит затверженный канон;

А солнца бойкий луч сквозь битые витражи

Храмину золотит, пробив сплетенье крон.

В суровых квадрах стен – тоска земного лона.

Окрестная земля булыжников полна,

Что грудами лежат меж трепета и гона,

Меж тёрна дикого, проросшего зерна

И чёрных шелковиц, чья зелень обреченно

Со злым шиповником узлами сплетена.

Сто лет белят амбар; шурша, по граням плоским

Гуляет грубый квач; побелка негуста;

Рождественский вертеп уныло залит воском;

Соломенный каркас Мадонны и Христа

Приметен и смешон, а мухам-кровососкам

Привольно залетать в святейшие уста.

Подросток утомлен, но отдохнуть не может,

Сыновний долг – вставать в предутреннюю рань;

Забудется, когда на голову положит

В исповедальне поп властительную длань,

И, отпустив грехи, укором потревожит,

И, плату восприяв, промолвит: грешник, встань.

Надевши первый раз костюм, дела забросив,

Он угощений ждет от радостного дня;

Вот, высунув язык, сам праведный Иосиф

Взирает со стены, сочувствием дразня;

Вот Маленький Капрал в веночке из колосьев,

Открытки на стене, волненье и возня.

Девицы ходят в храм – и слышат, как балбесы

Их сучками зовут; мальчишки так смешны —

Валяют дурака, ждут окончанья мессы,

Толкуют, как добыть военные чины,

А после – в кабачке разводят политесы,

И песни до утра похабные слышны.

А между тем кюре прилежно и ретиво

Для юных прихожан картинки выбирал;

Но – музыка вдали; по отзвукам мотива

Он понял – будет бал, и, неблагочестиво

Притопнувши ногой, плечами поиграл.

– От пристани небес прихлынул звёздный вал.

Поп глянул на юниц, и, как с полунамека,

Меж прочих – им всего одна отличена,

Что изжелта-бледна, худа и грустноока,

Неведомо – в шелках иль в ситцах рождена.

«Приметь ее, Господь, средь серого потока,

И благости Твои да обретет она».

В канун святого дня недуги одолели,

Ей видятся в бреду кончина, свечи, гроб —

И девочка, мечась на скомканной постели,

Рыдает: «Я умру…», и бьет ее озноб.

Ей хочется украсть у сверстниц туповатых

Всю Божию любовь; и, в грудь бия рукой,

Мадонны светлый лик, Христа в победных латах

Зовет она прийти – и дать душе покой.

Ты слышишь, Адонай, умученный латынью,

Воззвавшего к Тебе в бесчувственный зенит?

Спасителя венец омыт небесной синью,

На белых ризах кровь – их Агнец кровянит!

– Прохлада райских кущ повеет с небосклона

В сердца невинных дев, грядущих и живых;

Прощение твое, Владычица Сиона,

Премного ледяней кувшинок прудовых!

Но праздник миновал, и таинства иссякли,

И образ Пресвятой, что душу мог согреть —

Лишь крашеный оклад и клочья пыльной пакли,

Источенный киот, нечищеная медь.

И ей не удержать бесстыдного искуса,

Не совладать с больной девической мечтой —

Немного приподнять покровы Иисуса

И сердце упоить Господней наготой.

Желание томит, и давит безнадежность,

И страсти стон глухой – в подушку, как на дно;

Продлить бы на века снедающую нежность;

И увлажнился рот… – А на дворе темно.

Нет больше сил терпеть. С усильем выгнув спину,

Пытается она портьеру распахнуть,

Чтоб ледяной сквозняк, нырнувший под перину,

Скользнул по животу и успокоил грудь…

Чуть за полночь она проснулась под белесым

Мерцанием луны сквозь переплет окон.

Ей снился алый сон. Кровь запеклась под носом.

Привиделся тот день, когда восстанет Он.

Но, телом ослабев, она близка к разгадке

Божественной любви, и жажда так чиста —

Изведать миг, когда душа уходит в пятки,

Узрев в полночной тьме воскресшего Христа;