Торквато Тассо - Освобожденный Иерусалим

Авантюристы это, цвет героев,
Душа и жизнь Христовых сил; Ринальд,
Храбрейший и прекраснейший из них,
Как молния, отряд опережает.
Эрминия тотчас же узнает
Ринальда по орлу в лазурном поле
И говорит тирану: «Вот воитель,
Отвагой всех воителей затмивший.

Противника ему во всей вселенной,
Быть может, нет, а он – еще дитя.
Будь шестеро таких во вражьем войске,
Давно стонала б Азия в оковах,
Восточные и южные народы
Давно подвластны стали б христианам,
И Нил, в истоках скрытый, может статься,
Не спас бы головы от их ярма.

Зовут его Ринальдом. Всех машин
Его рука для наших стен опасней.
Теперь взгляни на воина в одежде
Зелено-золотистой; то – Дудон.
И родом знаменитый, и делами,
Он – вождь авантюристов; по отваге
Между собою все они равны,
Главою же его поставил возраст.

Другой, что так чванлив, в доспехах темных, —
Брат короля норвежского, Гернанд,
Нет большего на свете горделивца;
Но это и единственный порок,
Что блеск его деяний помрачает.
Те, в белое одетые, – Джильдиппе
И Одоард, влюбленная друг в друга,
Отважная и верная чета».

А битва разгорается меж тем.
Рекою кровь течет. Танкред с Ринальдом
Прорвали охватившую их толщу.
Дудон, с своим отрядом подоспевший,
Смертельные удары умножает.
Аргант, Аргант воинственный, и тот,
С коня на землю сброшенный Ринальдом,
Стать на ноги едва находит силу.

Быть может, варвар в груде мертвых тел
Так и остался б; но скакун Ринальда
Вдруг падает и, всадника увлекши,
Его собой придавливает плотно.
Пока его свои освобождают,
Неверные в Солим спешат укрыться.
Клоринда и Аргант теперь одни
Плотиной служат бурному потоку.

Последними они уходят; в них
Препону иль, верней сказать, задержку
Встречают христиане. Сарацинам
Они же прикрывают отступленье.
Дудон неукротимый завершить
Старается победу. Своего
Коня он направляет на Тиграна
И голову ему мечом снимает.

Кольчуга не спасает Альгазара.
Корбан защиты в шлеме не находит.
Героем пораженный, Амарат,
Печалуясь, прощается со светом.
Жестокий Альманзор и Магомет,
Убитые, повержены на землю.
И сам Аргант надменный уж не в силах
Себя обезопасить от ударов.

Уж он дрожит: коня порою сдержит
И повернет; потом еще отступит.
Вдруг, бурно на Дудона устремившись,
Мечом пронзает бок ему глубоко
И мощного героя ранит насмерть.
Тот падает, сознание теряя:
Безжалостный, последний сон готов
Сомкнуть его слабеющие веки.

Три раза открывает он глаза;
Три раза тщетно хочет приподняться;
Три раза мрак встает перед глазами
И, наконец, одолевает их.
Холодный пот на коже выступает,
И члены коченеют, холодея.
Арганту в этом теле бездыханном
Нужды уж нет: он продолжает путь.

Но, бросив взгляд назад, он христианам
Кричит: «Узнайте, воины, что этот
Покрытый кровью вашей меч в подарок
Вчера поднес мне ваш военачальник.
Вы видели, что сделал я сегодня;
Порадуйте ж вождя приятной вестью,
Скажите от меня, что меч хорош
Не только по убранству, но и в деле.

А к этому добавьте, что он сам
Познает своего подарка цену
И, если будет медлить с нападеньем,
Я захвачу его в его же ставке».
Услышав дерзкий вызов, христиане
Уж ринуться хотели на Арганта;
Но он успел далеко ускакать
И верный кров найти в стенах Солима.

Со стен же этих градом непрерывным
Летят на осаждающих каменья,
И туча стрел темнит прозрачный воздух.
Напрасного урона избегая,
От города отходят христиане,
Неверные ж спешат в него войти.
Тем временем Ринальд, с земли поднявшись,
Среди своих уж вновь горит отвагой.

Он полон весь желаньем отомстить
За смерть Дудона варвару-убийце.
«Что может вас удерживать? – кричит он
Соратникам своим, – чего вы ждете?
Героя и вождя мы потеряли,
Так почему ж мы к мести не спешим?
Неужто в нашем гневе справедливом
Ничтожный вал для нас препоной будет?

Нет, даже будь стена стальная, будь
Она непроницаемым алмазом,
За нею от мечей и копий наших
Не спасся бы Аргант: вперед, на приступ!»
Сказал и сам туда несется первый.
На прочный шлем надеясь, не боится
Он ни камней, бросаемых оттуда,
Ни стрел, летящих роем беспрерывным.

Его лицо отвагой страшной дышит;
А взор, твердыню вражью сокрушая,
До недр ее несет испуг и ужас.
Он громко ободряет христиан
И гневно угрожает сарацинам.
Но пылкости его нашлась узда —
Сигьер благоразумный, приказаний
Готфридовых суровый исполнитель.

От имени вождя он порицает
Нескромную горячность и велит
Вернуться в стан тотчас же. «Отступайте, —
Он говорит, – недобрый час избрали
Вы для того, чтоб гневу предаваться;
Запрет на то Готфрида, повинуйтесь».
Ринальд ни шагу дальше, но дрожит,
И все изобличает в нем досаду.

Так христиане отступают. Враг
Тревожить отступающих не смеет.
Останки благородного Дудона
Ждут почестей заслуженных: и вот
Его друзья, не сдерживая слез,
Прах дорогой уносят с поля битвы.
Готфрид меж тем с холма обозревает
И стены и окрестности Солима.

Солим расположен на двух холмах
Неравной высоты: и их и город
Долина разделяет. С трех сторон
Обрывисты холмы и доступ труден;
Четвертая спускается настолько
Отлого, что подъем едва заметен.
Так с севера; хорошую защиту
Собой здесь представляют рвы и стены.

Внутри есть родники воды студеной,
Бассейны есть для дождевой воды;
Зато кругом – бесплодная пустыня:
Ни ручейка на ней, ни водоема.
Здесь никогда цветок не тешил взора,
И тень листвы прохладной не манила;
Лишь за шесть миль есть роща: скорбь и ужас
Наводит вечно в ней царящий мрак.

По стороне, к рассвету обращенной,
Течет благословенный Иордан;
Там, где закат, на отмелях песчаных
Гладь моря Средиземного краснеет:
На севере – Вефиль, где почитаем
Был золотой телец, и Самария;
А колыбель Господня, Вифлеем, —
С той стороны, где и дожди и грозы.

Пока Готфрид внимательно и город
И местоположенье изучает,
Пока, окидывая взором поле,
Раздумывает он, откуда легче
И выгодней пойти ему на приступ,
Эрминия твердит уж Аладину:
«Там, на холме, в плаще багряном воин
С осанкой величавой, то – Готфрид.