Петер Хакс - Рози грезит

Как часто любят то, что ненавидят.
Стыдливость ненавижу я. Как воин,
Что рвется в бой и своего врага
За радость боя любит, так и я
Люблю сопротивленье чистых женщин,
Что дарят наслаждение победой.
Пусть дурочка мне скажет: «Нет!» А я
Ее отказ ценю намного выше,
Чем «да» из уст цирцеи искушенной.
И если ноги силой развести,
В них внутренняя дрожь куда сильнее,
Чем в тех, что открываются охотно.
Да, холод отвращения – это смерть,
И эта смерть с другими не сравнится.
Пусть женщины кричат и кровоточат –
Такими мне и нравятся они.
– Ты здесь еще, осел? Ступай отсюда
И дверь закрой. И пусть никто не слышит,
Как закричит она. И пусть никто
Не помешает моему безумству.

Еще раз дверь запри и убирайся.

Я – к императору, отсюда прочь.
(Уходит.)

Ушел? Прекрасно. – Рози, это ты?
Не бойся, это я, твой Галликан.

Ты не с добром ко мне явился, цезарь.
О плоти ты – не о душе печешься.
Спаси его, Христос.

Ну, покажись.

О Господи, Тебя молю о чуде,
Молю Тебя о чуде, мой Господь,
Не дай свершиться злу.

Так вот ты где.

Я – там? Но я же здесь!

Поверь мне,
Без платья ты еще прелестней, детка.

Ах да, ведь это чудо. Понимаю.

Пусть ноги твои коротки и кривы,
Мне нравятся они. Чем больше плоти,
Тем больше чувствует она. Газель,
Чьи ноги очень стройны, невкусна
И слишком жилиста. Смотри-ка, шея!

Какая длинная, прелестная! И торс
Такой округлый, теплый – просто редкость!
Не надо гневаться, когда тебя
Мужчина взглядом и рукой ласкает.
Какой бы Бог тебя ни сотворил,
Хоть твой, хоть мой, хоть вовсе никакой,
Он, Рози, сотворил тебя на радость.
А для чего еще? Ведь я же знаю,
Тебя моя должна насытить нежность.
Дитя мое, ведь вкусно? Будь же слабой,
А твердость убивает наслажденье.
На счастье право каждому дано,
И фальши можешь ты сопротивляться,
Однако, лишь сопротивленья ради
Сопротивляться смысла нет, поверь.
(В любви все так же, как и в государстве.)
Мои почувствуй губы. Ты боишься?
Не надо, девочка. Ведь я не зверь.
Природа, как известно, примешала
Немного страха к девичьему лону,
Чтоб семя не взошло на нем до срока.
Мы здесь одни, никто не слышит нас.
Ты только обещай, что притворишься,
Как будто между нами все случилось,
Что я свой долг исполнил, – и тогда
Мне хватит одного лишь поцелуя,
Единого к груди прикосновенья, –
Все остальное – позже, а сперва
Лишь поучись дарить. Нет? Ты вся сжалась?
Но Рози, этот страх – он просто грубость.
Я – цезарь! Рози, я тебя люблю!
«Оставь!» – и это все, чего я стою?
Тогда тобой я должен овладеть,
И в грубости моей свое упрямство
Теперь вини. Любимая, прости!

Пролом, где в этой крепости пролом?

Уже такой большой?

И черный…

Кто там?

Сражение.

Сейчас.

Мы помешали?

Сраженью помешать ничто не может.

Да здравствует, да здравствует наш цезарь!

О римляне! Когда-нибудь расскажут,
Что был такой народ на свете – даки.
Им надо бы в своих сырых пещерах
Пожрать друг друга, а они посмели
Империи войною угрожать.
Сегодня вы их встретите в бою
И имя их с лица земли сотрете.

Веди нас, Галликан!

Христос, пребудь с ним!

Рим суетный, других народов нравы
Ты презираешь, видя в них лишь хаос.
Ты говоришь, а слушать не желаешь,
И лишь мечом ты действовать привык.
Так пусть сегодня от укуса рыси
Рекой прольется кровь твоих сынов.
И удивишься ты отваге дикой
Победоносных воинов моих.
А это место выбрано удачно,
Все поле видно с этого холма.
Мне больше не о чем молить богов,
Пусть все идет так, как оно идет.
Эй, кто идет? Какой-то римский воин
Зачем-то поднимает тряпку вверх,
А не копье. Рим хочет слушать? Странно.
Что кроется за этим? Эй, ты кто?

Меня шлет Галликан. Он сам сейчас
Приблизится к подножию холма
И вслед за мной появится, коль ты
Его согласен выслушать немедля.

Добро пожаловать!

Я доложу.

Великий час! Сам цезарь пред Браданом.

Мой брат король. Мы воины с тобой
И слов не тратим зря. Я буду краток.
Я, оказавшись в трудном положенье,
Решил тебя о помощи просить.

О Рима гордого орел, о сын
Названый Августа! Любую просьбу
Твою исполнить я готов. Проси!

Удачно встреча началась.

Вполне.

Мои войска полполя занимают.

Другую половину – мой народ.

Я видел построенья смелых даков.
Недаром слух о них внушает страх.
Копьеметатели и меченосцы
И верховые лучники твои,
Которых видел я, еще страшнее,
Чем слух о них.

Что это значит, цезарь?

А то, что, откровенно говоря,
Я видел их не очень хорошо
И рассмотреть хотел бы их получше.

Как это понимать?

Смотри, король.
Другие все холмы по краю поля
Такие низкие. Все заросли
Кустарником колючей ежевики.
И тени не дают они совсем.
А это место выбрано удачно:
Отсюда все, как на ладони, видно.
И коль не помешаю я тебе
В твоем искусстве, я бы попросил
Тебя о том, мой благородный Брадан,
Чтоб ты и мне любезно разрешил
Отсюда наблюдать за ходом битвы.