Теодор Драйзер - Драйзер. Русский дневник

7 янв, 1928 года

В 8 утра – Севастополь, знаменитый порт, за который шло множество сражений. В очередной раз я воспылал надеждой найти здесь приличную еду. Мы наняли извозчика, чтобы он показал нам город. Сначала мы двинулись вверх по главной улице, а потом спустились вниз к морю. Это довольно тихое место, на окраинах которого находится несколько военно-морских училищ, и потому на улицах города много моряков. На пристани стоит памятник адмиралу, который спас порт от турок в 1853 году [319] Речь идет о Графской пристани в Севастополе и о памятнике адмиралу Павлу Степановичу Нахимову (1802–1855), герою Крымской войны 1853–1856 годов (пер.). . «Пошел!» – сказали мы, и наш извозчик тем же путем поехал обратно. «А почему не по-другому?» – спросили мы. «Так в городе только две улицы, – ответил он, – и на обеих мы уже были». Свернув за угол, он начал с энтузиазмом демонстрировать нам местные достопримечательности: «Вот трамвай, – выступил он в роли добровольного гида. – Он идет на железнодорожную станцию». «Замечательно», – ответил я. «А там рядом базар», – с надеждой продолжил он. «Нет, мы сойдем здесь», – сказал я, и мы пошли в ресторан. Здесь подавали своего рода молочный обед, но по крайней мере это была безопасная еда: горячее молоко, яйца, масло, белый хлеб… «Я зашла слишком далеко, – внезапно сказала Р. К. с очень удрученным видом, – чтобы сейчас мне можно было чем-нибудь помочь». Мы вернулись на судно. Там группа курсантов сходила на берег и отправлялась в свое училище. Я купил на судне несколько своих книг и отдал их командиру, который всю дорогу смотрел на меня с нескрываемым любопытством. Он был очень удивлен и долго меня благодарил. «Это будет хорошая память», – сказал он.

В 5 вечера мы бросили якорь достаточно далеко от берега, где был небольшой причал. Волна была очень высокой. Я вышел на палубу, чтобы понаблюдать за буксиром, который пытался подобраться достаточно близко к судну, чтобы забрать пассажиров и отвезти их на берег. Суденышко бросало, как пробку; в любой момент оно могло ударить нас в борт. Еще одно судно, грузовое, находилось поблизости, ожидая буксировки назад. Было темно, дул сильный ветер – дикая сцена, но наконец пассажирам удалось сойти на берег, и через некоторое время мы снова были в пути.

Последняя ночь на судне была самой тяжелой. Пока мы не достигли Одессы, волнение было настолько сильным, что мы не могли встать на ноги, не то что паковать вещи. Помню, как, глядя на пять спасательных кругов, висящих на стене, я сказал себе: «Наверняка все они уже сгнили. Готов поспорить, что, если кто-то наденет такой круг, то пойдет с ним прямо на дно».

8 янв. 1928 года

Примерно в 8 часов утра в воскресенье мы добрались до Одессы. Было холодно, висел туман, лежал грязный снег. Здесь прекрасный порт. Мы взяли авто до отеля Passage, который находится на главной площади города напротив большого собора. Это очень старый отель, но у меня был неплохой номер, в котором мне понравились старая черная мягкая мебель и шкаф из красного дерева. Это был «беспростынный» отель. Как я понял, гости либо должны были приезжать со своим бельем, либо платить за белье и одеяла дополнительно. Кровать с соломенным матрасом была очень жесткой, но зато из моих окон открывался интересный вид на площадь и на собор с куполом и шпилем. Мы нашли где поесть – это была своего рода семейная столовая во дворе; еда была не самой ужасной, но зато там было душно. Мы провели день, разъезжая туда-сюда по различным линиям. Одесса – очень старый город, здания когда-то были очень хорошими, но сейчас кажутся полуразрушенными и серыми. Официальный язык здесь украинский, но на всех указателях приводятся также надписи по-русски. Днем было сыро, висел туман. Мы пришли домой вечером, дождались Дэви и отправились в тот же семейный ресторан на ужин. Несмотря на то что хозяин пытался создать домашнюю атмосферу, играя на скрипке в сопровождении пианино, еда оказалась такой же плохой, как и раньше: такой же старый борщ, тот же старый шницель, котлеты, венгерский гуляш, который заставил бы Бела Куна начать новую революцию, те же черствые пирожки – о, Боже мой! Вечером нам ничего не оставалось, кроме как лечь спать.

9 янв.

В понедельник утром мы отправились в компанию Derutra узнать, когда будет пароход. К моему ужасу, выяснилось, что пароходов до Константинополя не будет до 18-го числа (итальянское судно) или до 19-го (русское). Поскольку итальянский пароход идет пять дней, а русский – всего 36 часов, мы склонялись к тому, чтобы выбрать последний. Но потом нам пришло в голову, что лучше вообще отменить заезд в Константинополь, а отправиться прямо в Париж через Польшу Я решил справиться обо всем в компании Derutra; они изучили мой паспорт и сказали, что мне нужно будет получить польскую визу, а также продлить мою российскую визу Потом мы пошли в визовый отдел и узнали, что у меня вообще нет выездной визы, и что я должен подать заявление и заплатить 21 рубль. Мы очень заволновались и запротестовали, заявив, что я гость БОКС и что они должны были решить этот вопрос в Москве. Сотрудник визового отдела с этим согласился.

Я написал запрос на получение бесплатной выездной визы через Польшу, и моя просьба была удовлетворена. В компании Derutra сказали, что они могут получить польскую визу через два дня после того, как будет готова российская выездная виза. Я отправил в Константинополь телеграмму об изменении своих планов [320] Телеграмма, вероятно, была адресована Хелен Ричардсон, которая, как планировалось, должна была приехать в Константинополь, чтобы встретиться там с Драйзером. . Мое единственное желание – как можно быстрее выбраться отсюда и вернуться в Америку.

После обеда я долго гулял и дошел до набережной. Был солнечный день. Я нашел лестницу, на которой в 1905 году шла стрельба, показанная в фильме «Потемкин». Там 200 ступенек, и я прошел их вверх и вниз.

10 янв.

Во вторник, зайдя в компанию Derutra, мы задали вопрос о таможенном досмотре багажа. Выяснилось, что без специального разрешения я не могу вывезти из страны ни печатные материалы, ни рукописи. Это меня возмутило до крайности. Затем мы спросили о деньгах. Как оказалось, на вывоз сумм более 300 рублей также требовалось получить специальное разрешение, а поскольку у меня была почти тысяча долларов, которые прислали мне в Москву, они сказали, что получить разрешение будет сложно. Дома я собрал все свои бумаги, включая эти заметки, все книги на английском, личные письма и т. д. Они заполнили почти всю мою сумку И на этот раз ко мне пришел за интервью молодой репортер из местной газеты. Он хотел знать, что я думаю о России; к тому же он говорил по-английски, поэтому я произнес перед ним длинную речь о том, что я думаю о местных условиях, о том, что это интересный эксперимент, но им предстоит пройти долгий путь, прежде чем они смогут попытаться применить свою систему в других странах. Я не возражал против попытки применить ее здесь, но они не должны пытаться изменить другие страны, пока не доказали жизнеспособность системы здесь. Я также сказал, что, прежде чем дальше отправлять средства на поддержку бастующих и т. д., нужно увести детей с улицы. Он сказал, что в Одессе осталось всего сто беспризорников, что у большинства из них сейчас есть дом. Мы поспешили в Derutra вместе с сумкой, которую они выхватили и начали изучать, попутно составляя список ее содержимого, я закипел от злости, но оказалось, что меня ждет еще более безумная дискуссия о деньгах.