Майкл Крайтон - Парк юрского периода

– Тим у нас очень интересуется сексом, – вставила Лекс.

Ни Грант, ни Тим не обратили внимания на ее замечание. Алан продолжал рассказывать:

– Например, у некоторых животных половое размножение осуществляется совсем без того процесса, который мы обычно называем сексом. Мужская особь выделяет сперматофоры, которые содержат сперму, а спустя какое-то время самка просто подбирает такой сперматофор. Такой способ полового размножения не требует почти никакой разницы между мужскими и женскими особями, как мы к тому привыкли. Самцы и самки некоторых видов животных очень похожи и не отличаются друг от друга, как мужчины и женщины.

Тим кивнул.

– А как это происходит у лягушек?

И тут Грант внезапно услышал откуда-то сверху возбужденный стрекот микроцератопсов, которые вдруг бросились врассыпную, на бегу раскачивая ветки деревьев. Слева из переплетения веток высунулась громадная голова тираннозавра, и в следующее мгновение зубастые челюсти ящера щелкнули совсем рядом с бортом плота. Лекс завопила от страха, Грант схватился за весла и принялся лихорадочно грести, чтобы отогнать плот поближе к противоположному берегу. Но речка в этом месте была совсем узкой – всего около трех метров в ширину. А тираннозавр застрял в плотном переплетении ветвей – он дергал головой, мотал шеей из стороны в сторону, но ничего не получалось. Разъяренный ящер взревел и отдернул голову обратно.

Сквозь просветы в джунглях, с обеих сторон окружавших реку, они видели огромную темную фигуру тираннозавра, который продвигался на север и явно высматривал местечко, где можно было пробраться через прибрежные джунгли к реке. Все микроцератопсы перебрались на деревья противоположного берега и теперь тревожно верещали и прыгали с ветки на ветку. На плоту Грант, Тим и Лекс беспомощно смотрели, как тираннозавр снова попытался прорваться к воде через плотный заслон прибрежных джунглей. Но на берегах реки деревья росли слишком близко одно от другого, их ветви переплелись так, что даже тираннозавр не смог разорвать эту живую преграду. Тогда тираннозавр снова спустился вниз по течению, обогнал лодку и, неистово раскачивая деревья, еще раз попробовал пробиться к воде.

И снова у него ничего не вышло.

Тогда ящер отошел в глубь леса и направился дальше на север, по течению реки.

– Ненавижу это животное! – сказала Лекс.

Грант, потрясенный до глубины души, оперся спиной о борт плотика. Если бы тираннозавр сумел прорваться сквозь деревья, Алан совершенно ничего не мог бы сделать, чтобы спасти себя и детей. Река была такой узкой, что даже плот едва помещался на ней. Они плыли сейчас внутри узкого полутемного тоннеля. На быстром течении резиновые борта плота раз за разом терлись о мокрую землю подступивших вплотную берегов.

Алан посмотрел на часы. Почти девять. Плот продолжал плыть по течению.

– Эй, слушайте! – сказала Лекс.

Впереди послышалось сердитое рычание и частое громкое уханье. Звуки доносились из-за поворота реки чуть ниже по течению от того места, где сейчас находился плот. Алан прислушался и снова услышал уханье.

– Что это? – спросила Лекс.

– Не знаю, – ответил Грант. – Но эти звуки издает явно не одно животное – их там несколько.

Он подгреб к дальнему от тираннозавра берегу и, ухватившись за ветки, остановил плот. Снова раздалось недовольное, раздраженное рычание крупного зверя. Потом – снова многоголосое уханье.

– Похоже на крики целой стаи филинов, – сказал Тим.

Малкольм застонал.

– Еще не пора колоть мне морфин?

– Пока нет, – сказала Элли.

Малкольм вздохнул и спросил:

– Сколько у нас здесь воды?

– Не знаю… Вообще-то здесь полно воды – из крана…

– Нет, я не то имею в виду. Сколько у нас запасено воды? Что, вообще нет запасов?

Элли пожала плечами:

– Нет.

– Тогда пройдитесь по комнатам на нашем этаже и наполните все ванны водой.

Элли нахмурилась.

– И еще, – продолжал Малкольм. – Есть у вас хоть пара раций типа уоки-токи? Фонарики? Спички? Запасы пищи? Ну, и остальное вроде этого.

– Я посмотрю, если хотите. Вы полагаете, здесь случится землетрясение?

– Да, что-то в этом духе, – ответил Малкольм. – Эффект Малкольма всегда порождает катастрофические последствия.

– Но Арнольд говорит, что все системы уже работают нормально.

– Как раз в такое время все и случается.

Элли сказала:

– Вы, похоже, не особенно высокого мнения об Арнольде, правда?

– С ним самим все в порядке. Он нормальный инженер. Ву – точно такой же. Они оба – техники. А следовательно, они просто не умеют правильно думать. И видят, и могут оценивать только непосредственные, самые доступные для понимания следствия каких-либо ситуаций. У них узкое мышление – сами они называют это «сосредоточенностью». А того, что творится вокруг, такие люди просто не замечают. И не замечают общих закономерностей. Потому и получаются острова вроде этого – именно из-за суженного мышления. Такая нелепость – создать животное и не предвидеть, что оно окажется настоящим и будет вести себя, как нормальное живое существо, а значит, непредсказуемо. Например, попытается сбежать на волю. Они просто не могут этого понять.

– А вам не кажется, что это общее свойство человеческой натуры?

– О господи, конечно нет! – воскликнул Малкольм. – Это все равно что сказать, будто яичница с беконом на завтрак заложена в природе человека. Это совсем разные понятия. Просто таковы особенности западного воспитания, и во всем остальном мире людей просто тошнит от одной мысли об этом. – Малкольм скривился от боли. – Из-за этого морфина я что-то ударился в философию…

– Хотите воды?

– Нет, спасибо. Я расскажу вам о главной проблеме с инженерами и учеными. Ученые старательно нагородили огромную кучу всякого дерьма собачьего только для того, чтобы объяснить, как и почему они стремятся «постичь законы природы». Все это правдоподобно с виду, однако на самом деле ими движет совсем иное. Никто не станет стараться ради такой бессмысленной абстракции, как «поиск истины». На самом деле ученые всегда стремятся к каким-то достижениям. Они думают только о том, удастся ли им что-то совершить. И они почему-то никогда не задумываются – а стоит ли вообще совершать это «что-то»? Для собственного удобства они просто отмахиваются от таких вопросов, считая их несущественными и бессмысленными. Для них главное одно – если этого не сделают они, значит, сделает кто-то другой. Ученые почему-то свято верят в неизбежность научных открытий. И потому все они стараются совершить эти открытия первыми. Таковы у них правила игры. Даже открытия приверженцев чистой науки оказывают точно такое же агрессивное, разрушительное действие. Для того чтобы сделать открытие, необходима масса дорогого оборудования, а потом это открытие буквально переворачивает мир с ног на голову. Ускорители элементарных частиц повреждают почву и оставляют массу радиоактивных отходов. Космонавты оставляют следы на Луне. Всегда и повсюду остается какой-нибудь след того, что здесь побывали ученые и сделали свои открытия. Любое открытие – это насилие над естеством природы. Всегда! Но ученые не могут иначе. Им необходимо во что-нибудь запускать свои инструменты. Им необходимо оставлять свои следы на всем, к чему они прикасаются. А просто наблюдать они не могут. Они не могут просто понимать явления и оценивать их по достоинству. Они не могут просто принять законы природы и следовать им. Им обязательно нужно сотворить что-нибудь неестественное! Таков удел ученых, и теперь у нас целые человеческие сообщества пытаются быть учеными… – Малкольм вздохнул и откинулся на подушки.