Конни Уиллис - Не считая собаки

Где комната миссис Меринг, я понятия не имел, а рассмотреть не привыкшими заново к темноте глазами, у какого порога недостача, тоже не получалось. Привыкать было некогда. Не хватает еще, чтобы миссис Меринг застала меня крадущимся по коридору на четвереньках.

Я вернулся к себе, взял лампу и посветил в коридор. Ага, вот она, дверь с разрозненной парой, вторая с конца. А до нее статуя Лаокоона, Дарвин и большой папоротник на подставке из папье-маше.

Делать нечего – я скрылся в комнате, поставил на место лампу, взял ботинок и снова украдкой выглянул в коридор.

– …говорю тебе, я видела свечение, – раздался голос, который мог принадлежать только миссис Меринг. – Потустороннее, зыбкое, нездешнее свечение. Это духи, Мейсел! Вставай же!

Притворив дверь, я задул лампу и поспешно нырнул в кровать. Там уже обосновался Сирил, уютно закопавшись в подушки.

– Все из-за тебя, – шепнул я и понял, что злополучная обувь по-прежнему у меня в руках.

Я сунул улику под одеяло – нет, так ее в два счета обнаружат, начал было прятать под кровать, передумал и в конце концов запихнул ботинок между пружинной сеткой и периной. А потом застыл в темноте, прислушиваясь. Голосов сквозь храп Сирила не доносилось никаких, скрипа и шагов тоже, и полосок света у порога не возникало.

Выждав еще несколько минут, я разулся, прокрался на цыпочках к двери и приоткрыл ее на волосок. Темнота и тишина. Тогда я на цыпочках же вернулся к кровати (ударившись большим пальцем ноги о зеркало, а косточкой на щиколотке – о ночной столик), зажег лампу и стал укладываться как следует.

Последние несколько минут вытянули из меня остатки сил, но я разделся аккуратно, запоминая, как застегиваются подтяжки и крепится воротник, а галстук развязывая перед зеркалом, чтобы с утра изобразить хотя бы отдаленно похожий узел. Впрочем, какая разница? Я до этого все равно не доживу – перережу себе горло во время бритья. Или меня разоблачат как вора и обувного фетишиста.

Стянув так и не высохшие носки, я надел ночную сорочку и забрался в постель. Сетка прогнулась вместе с периной, простыни были холодные, а Сирил загреб себе все одеяло. Превосходно.

Сон, сладкий сон, хранитель наш, распутывающий клубок забот, сон, смерть дневных тревог, бальзам на израненную душу…

В дверь постучали.

Не иначе как миссис Меринг ищет свой ботинок. Или духи. Или полковник, которого она все-таки подняла с кровати.

Но света под дверью не было, а стучали чересчур мягко. Значит, Теренс, явился на готовенькое – забрать Сирила.

Однако на случай, если это все же не он, я зажег лампу, набросил халат и прикрыл Сирила одеялом.

За порогом стояла Верити. В ночной сорочке.

– Что вы здесь делаете? – прошептал я. – Это ведь викторианская эпоха.

– Знаю, – шепнула она, проскальзывая в комнату. – Но мне нужно с тобой поговорить, прежде чем докладывать мистеру Дануорти.

– А если кто-нибудь войдет? – продолжал опасаться я, приглядываясь к ее сорочке. Вполне скромная, с длинными рукавами и наглухо застегнутым воротом под горло, но вряд ли это убедит Теренса. Или дворецкого. Или миссис Меринг.

– Никто не войдет. – Верити села на кровать. – Все спят. А стены в викторианских домах достаточно толстые.

– Теренс уже заходил, – сообщил я. – И Бейн.

– Зачем?

– Сказать, что весь багаж ему выловить не удалось. А Теренс просил контрабандой протащить Сирила из конюшни в дом.

Услышав свое имя, бульдог высунулся из-под одеяла, сонно моргая.

– Привет, Сирил. – Верити погладила его по голове, которую он тут же уложил ей на колени.

– А вдруг Теренс заглянет его проведать?

– Тогда спрячусь, – пообещала Верити невозмутимо. – Ты не представляешь, Нед, как я рада тебя видеть. – Она посмотрела на меня с улыбкой. – Мы вернулись от мадам Иритоцкой; Принцессы Арджуманд по-прежнему не было, и миссис Меринг перехватила меня по дороге к беседке вчера вечером, когда я собралась на доклад. Наболтала ей, что встретила духа, а она подняла весь дом и отправила обыскивать окрестности, поэтому я так и не перебросилась и не представляла, что происходит.

Хуже не придумаешь. Наяда сидела в ночной рубашке на моей постели, рассыпав по плечам прерафаэлитскую медь, и улыбалась мне, не подозревая, что сейчас я все испорчу. Что же, семь бед, один ответ.

– А утром, – продолжала она, – мне пришлось сопровождать Тосси в церковь, и…

– Кошку пронес я. В собственном багаже. Мистер Дануорти, видимо, предупредил меня, что она там, но я из-за перебросочной болезни не расслышал. Все это время она была со мной.

– Знаю.

– Что?

Неужели опять трудности со слухом?

– Знаю. Сегодня днем докладывалась, и мистер Дануорти мне сказал.

– Но…

Ничего не понимаю. Если она успела наведаться в 2057 год, то эта сияющая улыбка…

– Могла бы догадаться еще в Иффли. Чтобы мистер Дануорти позволил историку прохлаждаться в прошлом, да еще когда ему в затылок дышит леди Шрапнелл, а до освящения собора всего две недели…

– В Иффли я еще не подозревал, что она у меня, – объяснил я. – Я искал открывалку. Да, я помню, ты просила держать Теренса подальше от Мачингс-Энда, но я подумал, что вернуть кошку куда важнее. Предполагалось остановиться в гостинице в Стритли, тогда бы я тайком принес ее в усадьбу, но Теренс погреб дальше, кошка замяукала, Сирил начал нюхать, потом свалился за борт, потом лодка перевернулась… остальное тебе известно, – закончил я скомканно. – Надеюсь, что не слишком напортачил.

Верити обеспокоенно прикусила губу.

– Что? Считаешь, не надо было ее возвращать?

– Не знаю.

– Мне казалось, ее нужно вернуть поскорее, пока не разрослись последствия.

– Да, – кивнула Верити удрученно. – Проблема в том, что ты вообще не должен был ее проносить в прошлое.

– То есть как?

– Когда мистер Дануорти узнал про ковентрийские сдвиги, он отменил переброску.

– Но… – Я растерялся. – Принцессу Арджуманд не нужно было возвращать вовсе? Ты ведь вроде говорила, что у сдвигов в Ковентри своя собственная причина – очаг напряженности?

– Да. Но во время проверки данных Ти-Джей сравнил рисунок сдвигов с материалами Фудзисаки, и они с мистером Дануорти пришли к выводу, что отсутствие сдвигов вокруг изначальной точки переброски свидетельствует о незначительности события.

– Но это невозможно! Живые существа всегда значимы.

– Именно, – вздохнула она горестно. – Они считают, что Принцесса Арджуманд уже не относилась к живым. То есть ей суждено было утонуть.

Я по-прежнему ничего не понимал.

– Даже если она утонет, ее тело не перестанет взаимодействовать с континуумом. Она ведь не растворится.

– Вот об этом и писал Фудзисаки. Она распадется на составные элементы, и комплексность их взаимодействия будет стремиться к нулю.