Конни Уиллис - Не считая собаки

– Кеджери, – пояснила Верити, откладывая немного себе на тарелку. – Рис в карри и копченая рыба.

– На завтрак?

– Индийское блюдо. Полковник обожает. – Она вернула колпак на место. – И никто из тамошних не говорил, что видел его в промежутке с девятого до после налета?

– Он значится в чинопоследовании на воскресенье, десятое ноября, в графе «цветочные композиции», так что, надо полагать, во время службы он был в соборе.

Верити перешла к следующему блюду. У этого ручка была в виде оленя с рогами, и я уже заподозрил некую систему условных обозначений, однако третий колпак – с оскалившимся волком – заставил меня усомниться.

– А девятого ноября, – продолжала расспросы Верити, – ты в нем ничего необычного не заметил?

– Необычного? Ты хорошо себе представляешь епископский пенек?

– В смысле… его не передвигали? Не повредили? Никто рядом с ним не отирался подозрительный?

– Ты до сих пор не отошла от переброски? – догадался я.

– Вот еще! – оскорбилась она. – Епископский пенек пропал, но не мог же он раствориться в воздухе. Значит, кто-то его забрал, а если кто-то его забрал, то должны остаться улики. Ты никого рядом с ним не наблюдал?

– Нет.

– Эркюль Пуаро говорит, какая-то зацепка всегда есть, просто мы упускаем ее из виду или не придаем значения.

Она приподняла «Трубящего оленя». Под колпаком обнаружилось загадочное пряно пахнущее месиво из коричневых кусочков.

– А это что?

– Почки, припущенные в остром соусе, – чатни с горчицей. У Эркюля Пуаро всегда есть какая-нибудь деталь, которая никуда не вписывается, вот она-то и становится ключом к разгадке. – Верити взяла за рога разъяренного быка. – А это холодная куропатка.

– А яичницы с беконом нет?

Она покачала головой:

– Яичница – это мещанство. Копченую сельдь? – Верити протянула мне кусок мореной рыбы на вилке.

Я ограничился овсянкой.

Верити, наполнив свою тарелку, устроилась у дальнего конца огромного стола и жестом пригласила меня сесть напротив.

– А после налета? Никаких следов того, что пенек побывал в огне?

Я уже собирался сказать: «Так ведь собор был разрушен подчистую», – но осекся.

– Вообще-то есть кое-что, – нахмурился я. – Обгоревший цветочный стебель. И еще мы нашли кованую подставку.

– Стебель от такого же цветка, что значился в чинопоследовании? – уточнила Верити.

Я хотел ответить, что по нему не разберешь, но тут вошла Джейн и, присев в реверансе, спросила:

– Чаю, мэм?

– Да, Колин, благодарю, – кивнула Верити.

– Почему ты зовешь ее Колин? – в замешательстве спросил я, едва горничная вышла.

– Потому что ее так зовут. Но миссис Меринг считает, что для служанки это слишком простецкое имя. Чересчур ирландское. Сейчас в моде английская прислуга.

– И она велела сменить имя?

– Обычное дело. Миссис Каттисборн зовет всех своих горничных Глэдис, чтобы не утруждать себя запоминанием. Тебе разве не говорили на подготовке?

– У меня вообще не было подготовки. Два часа гипнотической лекции – без гипноза, – половину которой я не расслышал из-за перебросочной болезни. В основном об угнетенном положении женщин. И рыбных вилках.

– Тебя отправили необученным? – ужаснулась Верити. – В викторианскую эпоху все строго регламентировано, и нарушение этикета смерти подобно. – Она посмотрела на меня с любопытством. – Как же ты до сих пор продержался?

– Предыдущие два дня я провел на реке с оксфордским профессором, цитирующим Геродота; влюбленным молодым человеком, цитирующим Теннисона; а еще бульдогом и кошкой. Действовал по наитию.

– Так вот, здесь этот номер не пройдет. Нужно тебя как-то натаскать. Ладно, – она наклонилась через стол, – вот тебе краткий курс. Главное – соблюдать условности. Никаких «что на уме, то и на языке». Балом правят эвфемизмы и экивоки. Никаких физических контактов между противоположными полами. Мужчине, впрочем, позволено взять даму под локоть, помочь ей перебраться через перелаз в изгороди или взойти по лестнице в вагон. Неженатые и незамужние не должны находиться наедине, – сообщила она, словно мы не сидели с ней одни в пустой столовой. – Обязательно должен присутствовать кто-то третий.

Как по заказу возникла Джейн с двумя чашками чая и поставила их перед нами.

– Слуг называют по имени, – продолжила Верити, как только горничная вышла. – Кроме дворецкого. Его зовут мистер Бейн или Бейн. А кухарка всегда миссис, независимо от матримониального положения, так что не спрашивай миссис Поузи, как здоровье супруга. В здешнем штате, помимо горничной – Колин, то есть Джейн, – имеются еще судомойка, кухарка, лакей, конюх, дворецкий и садовник. Были еще «верхняя» горничная, личная горничная хозяйки и коридорный, но их украла герцогиня Ландри.

– Украла? – Я потянулся за сахаром.

– Сахар в кашу не кладут. И нужно было позвонить в звонок, чтобы сахар тебе подал слуга. Переманивать чужую прислугу – главное развлечение викторианской знати. Миссис Меринг переманила Бейна у миссис Каттисборн и сейчас переманивает коридорного. Молоко тоже не наливают. И никаких бранных слов и чертыхания в присутствии дам.

– А как же «чушь собачья»? И «пфуй»?

– Пфуй, мистер Генри? – В столовую вплыла миссис Меринг. – На что это вы фыркаете? Уж не на церковную ли ярмарку? Надеюсь, нет. Средства пойдут в восстановительный фонд, самое благое дело, мистер Генри. Наша бедная приходская церковь отчаянно нуждается в восстановлении. Подумать только, крестильную купель с 1262 года не меняли! А окна? Отсталое Средневековье! Если ярмарка удастся, купим все новое!

Завалив тарелку копченой сельдью, олениной и волчатиной, она уселась и расстелила на коленях салфетку со стола.

– Проект восстановления – целиком и полностью заслуга нашего младшего священника, мистера Арбитиджа. Пока он не появился, викарий и мысли не допускал ни о каких реставрациях. Боюсь, он несколько зашорен. Даже слышать не желает про общение с духами.

И молодец.

– А вот мистер Арбитидж – совсем другое дело: и идею спиритизма принимает, и разговоры с усопшими близкими приветствует. Как вы полагаете, возможен контакт с тем светом, мистер Генри?

– Мистер Генри как раз интересовался церковной ярмаркой, – вступила в беседу Верити. – Я собиралась рассказать ему о вашей замечательной задумке с барахолкой.

– О! – Миссис Меринг расцвела польщенно. – Вы бывали на ярмарках, мистер Генри?

– Доводилось, – кивнул я.

– Тогда вы знаете, что там будет: разные милые сувениры, и желе, и рукоделие. А я еще придумала, что можно отдать вещи, которые нам уже без надобности, – самые разные: посуду, безделушки, книги… Будет такой пестрый базар, барахолка!

Я смотрел на нее в ужасе. Вот, оказывается, кто всему виной, вот кто развел этот благотворительный кошмар, из которого мне никак не выбраться.